«Круиз по Стиксу», роман

А ведь ты ее обманула, Марина! Никуда неприятности не убегают! Даже если их игнорировать. А сама-то ты? Прошло две недели, а ты собираешься идти навстречу своим? Откладываешь… И чем ты лучше этой девочки? Ждешь, когда неприятности станут необратимыми? Какая ты сейчас была мудрая, сильная, спокойная! А ведь доучить программу для этой девочки представляется невыполнимым, поэтому она и сбежала. Это для тебя ее проблемы – ерунда, ты знаешь, как с ними справиться…

А может,  и твоя проблема – не проблема вовсе! Это тебе она заслонила весь свет, а стоит поспешить ей навстречу, и все разрешится. И этот кошмар,  в котором ты живешь, развеется, как дым?

Марина остановилась среди берез. Никого вокруг! Речушка тихо журчит. Почки на деревьях вот-вот раскроются. Как хороша жизнь! И вот это все – потерять? Уйти от этого всего в темноту? И спешить узнать свой приговор? Да это хуже смерти!

Нет. Не время еще. Нужно возненавидеть эту жизнь. Понять, что ничего хорошего в ней Марину не ждет. А смерть – это покой. Это разрешение всех проблем. Нужно перестать бояться смерти. Когда это придет – можно выслушать все, что угодно, и не дрогнуть. А если она, Марина, к этому не готова, кто знает, как она себя поведет? Будет плакать, кричать, просить помощи? Какой позор! Уходить нужно достойно. Незачем устраивать цирк для окружающих, щекотать им нервы своим отчаянием. На дне каждой жалости подленькая мысль: это не со мной! Как было бы мне на ее месте страшно, но я-то пока живу! А ей – умирать!.. Ж-жуть!

А достигнуть этого просто. Достаточно вспомнить, что хорошего было в ее жизни. Ведь ничего не было! О чем же тогда жалеть?!

Нежеланный ребенок. Ребенок, которого не уничтожили ни горячие ванны, ни поднятие тяжестей, ни Бог весть какие таблетки, которые приняла мать. Вот мать откачивали – отравилась. А ей,  Марине, хоть бы что!

Всем нормальным людям жизнь дают матери. Ей, Марине, жизнь дала бабушка. Когда ее шестнадцатилетнюю мать привели в чувство, бабушка сказала: будешь рожать. Ребенок не виноват, что твой кавалер не собирается на тебе жениться. Твоя ошибка – твоя расплата. Раньше думать надо было. Да, одной будет трудно растить ребенка. Не надо было заводить. Выход – там, где вход. А раз вошла – изволь расплачиваться.

И родилась Марина. Об отце не проговорились никогда ни мать, ни бабка. Отчество дали дедово. Бабка сказала: «С таким отчеством язык сломаешь. Коситься все будут: откуда такая? Будет Ивановной». Если мужчина сбегает на край света от своего ребенка – не стоит его догонять. Он не сможет быть отцом.

Бабка была сильная. Мать – слабая. Бабка тянула их обеих. Заставила мать закончить техникум, приобрести профессию. Мать плакала и проклинала свою жизнь: тяжело учиться с ребенком. Бабка не слушала ее. Работала за двоих. Пианино Марине купила тоже бабка, увидев, как играет на краешке стола внучка, как слушает музыку из маленького радио… А матери в восемнадцать лет хотелось любви, а не пеленок, а не конспектов, а не зачетов… Нельзя сказать, что она не любила Марину, но когда через десять лет родилась Валя, она была для нее совсем другой матерью…

Это был желанный ребенок! У него был отец! Двадцатисемилетняя мать, наконец, нашла мужа. Правда, он был намного старше, лыс, характер имел мерзкий, но слабая натура матери приняла его тиранство как необходимость. Бабка уехала от них к своей престарелой сестре, и это было правильно: никогда бы они не ужились с Семен Семенычем.

А вот мать уживалась с ним прекрасно! Она, как вода, принимала форму того сосуда, в который ее нальют. Бабка махнула рукой и уехала. Прощаясь с Мариной, плакала:

- Оставляю тебя одну!

Справедливость ее слов Марина поняла не сразу.

Самая счастливая жизнь была, когда они жили втроем с бабкой. Вечно недовольная мать не смела срывать раздражение на Марине: матери боялась. И Марине жилось привольно. Ее любили. О ней заботились.

А потом все это сразу кончилось.

Родилась Валя. Жили в двух комнатках. Марина – в проходной, ее местом был маленький диванчик. Это значит, не было своего уголка. 

И с каждым днем Марина все больше раздражала отчима. Тем, что росла красавицей, унаследовав от своего шалопутного отца чеканные черты и волосы цвета липового меда.(А Валя – смуглая, с маленькими темными глазками и носиком-пуговкой… С редкими серыми волосиками. Вся в отца. Вредная и капризная с самого детства.) Тем, что молчала, не поднимая глаз, и никогда – ни побои, ни ругань – не могли довести ее до слез.

Тем, что никогда ничего не просила – и прощения в том числе.

А может, просто было тесно в двух комнатках со взрослой чужой девицей… Хотелось тишины, а тут пианино каждый день. Хотелось, чтобы робкая жена принадлежала только ему и ребенку, и не разрывалась между ними и старшей дочерью…

…В тот день Марине нужно было доучить пару этюдов на зачет, а маленькой Вальке нездоровилось. Ее еле укачали,  и мать побежала в аптеку за каким-то лекарством, а отчим прилег в спальне подремать.

Марина плотно закрыла двери, открыла пианино и на левой, заглушающей педали попробовала тихонько поиграть. Минут двадцать было все спокойно. Она была уверена, что тихие звуки никому не мешают. Но вот заплакал ребенок – скорее всего из-за болезни, и из комнаты вылетел взбешенный отчим. Он подскочил к Марине и изо всех сил захлопнул крышку пианино – Марина едва успела убрать руки.

- Еще раз сядешь играть – убью тебя! – прорычал он. – Ребенок болен, а ты со своей музыкой!

Марина едва могла перевести дыхание от испуга: только что он ей едва не переломал пальцы крышкой. И как же тогда играть?

Она забилась в уголок дивана.

Пришла мать, удивленно посмотрела на нее и прошла в спальню. Оттуда послышалась бурная речь отчима. Через минуту он вышел, хлопнув дверью.

Мать с Валькой на руках, с перекошенным лицом, вышла к ней.