«Второй шанс», повесть

—  Валера, — Билли, судя по голосу, чуть не плакал, а возможно, и плакал,  — Валера, ты не мог бы заехать ко мне?

—  А что случилось, Билли? Кран потек? В чем суть катастрофы?

—  А ты умеешь чинить краны?

—  Нет, я как раз хотел отказаться его чинить.

—  Нет, Валера, не кран. Но ты тоже не починишь.

—  Так зачем мне ехать?

—  Пришло двадцать восемь писем про второй шанс.

—  Ура.

—  И я не в состоянии помочь никому. То есть никому, — отчего-то пояснил Билли таким вот способом.  – Вот ты, Валера, мог бы пристрелить Дантеса за день до?

—  Думаю, нет. Но, может быть, я постарался бы найти человека, который напишет стихотворение, достойное семидесятилетнего Пушкина. – Билли молчал, поэтому Валерий вынужденно возобновил речь:  — Понимаешь, Билли, второй шанс – это что-то вроде армянского радио из старых анекдотов. Надо отвечать не на те вопросы, а на параллельные, но чтобы все остались довольны. Или хотя бы стало смешно.

—  Ты гений, — жалобно произнес Билли своим плачущим голосом. – Слушай, приезжай, мне плохо.

—  Хорошо, — сварливо ответил Валерий, — выезжаю.

Ему было сегодня к третьей паре, то есть туда-сюда на дорогу, на психотерапию Билли оставался полновесный час. А если что серьезное, можно ведь и ампутировать пару.

Уже по пути к метро заверещал, заворочался в кармане мобильник. Что за день! Как министр, блин. То месяцами не звонят…

—  Аллё?

—  Это хозяин Москвы Валерий?

—  Это Валерий, но отнюдь…

—  Ладно прибедняться, старик…  — тут Валерий увидел перед собой сквозь крупный снег правильно расположенные морщины и узнал эмигранта Гену.  – Как дела?

—  Ты будешь смеяться, но нормально. Вот снег пошел… с твою голову размером.

—  Значит, средний. Я ведь не Эйнштейн.

—  А ты откуда звонишь?

—  Не поверишь. С небес.

—  Не поверю. Там отключают мобильники.

—  Правильно не поверишь. Я должен уже лететь, но то ли полоса обледенела, то ли керосину недолили, в общем, кукую тут в Рейкьявике среди разнообразного мудачья… о! Валера! это, оказывается, наши соотечественники, и они передают тебе привет.

—  Привет, — отозвался Валерий, — разнообразному мудачью.

—  Непременно передам. Мы идем пить виски; если удастся, прими тоже виски в знак международной солидарности.

—  Попробую. А что международного, Гена, в этой конкретной солидарности?

—  Да… ты просто гений. Русское национальное единство… это тухловато звучит. Как бы сформулировать… ну, не за мир ведь во всем мире?

—  За метастазы национальных культур в глобальном контексте.

—  О! О! Постой, я это запишу. Ладно, старик, вали дальше сквозь свой снег. Снег – это очень ностальгически. На Новый год постараюсь к вам завалиться.

—  Будем рады. Ну, пока.