«Второй шанс», повесть

—  Вот мы жили, — сказал он, — и прожили кто сколько. И если нас спрашивают, как дела, мы, как правило, говорим нормально. Но иногда… иногда мне кажется, что все мы стали жертвами какой-то дикой ошибки, причем одной на всех. Мы почему-то выбираем из типовых вариантов. Понимаете… что бы мы ни выбирали. Электропилу, судьбу, жену, родину…

—  Родину не выбирают, — мрачно сказал Валерий.

—  Это президентов не выбирают, — так же мрачно парировал Анатолий. – А родину еще как выбирают. Как-нибудь я расскажу вам о своем товарище, у которого полжизни ушло на выбор родины.

—  Почему, — продолжал А. В., — стареющему человеку непременно надо ехать в гости к смазливой молодой студентке? Надо что-то изображать из себя. Тщиться (это слово выпирало из устной речи, как заноза, но А. В. его произнес, а я вынужден записать) – тщиться заинтересовать ее и ее подруг – чем, извините? Своим дряблым телом? Или своим дряблым мозгом, который, вероятно, все-таки рассчитан на большее? А может быть, надо просто лихорадочно делать добрые дела, покуда хватает сил. А может быть, воспитывать енота. Среди этих миллионов относительностей должно висеть где-то что-то абсолютное. Мы как-то насобачились подбирать средства для целей. Но в плане целей мы, как теперь говорят, лохи. Иначе бы мы тут не сидели.

И ни у кого не нашлось ни слова, чтобы на это гневно возразить. Потом заговорил Валерий.

—  А вы видели енота? – спросил он. – То есть не в зоопарке и не в Уголке Дурова. Говорят, в Америке они занимаются практически разбоем, тащут все подряд с дворов и фермерских хозяйств.

—  Я видел мертвого енота на шоссе, — ответил Борис Абрамович. – Я был в Америке… у родственников. Сейчас их уже нету в живых. Как и енота. То есть следующее поколение есть и даже у руля, но они нам чужие люди. Они и по-русски говорят с акцентом.

—  А я, — сказал Анатолий, — с детства помню, как еноты полощут. Очень забавно. Мама меня водила…

—  Это я тебя водил.

—  Да? И полоски на мордочке очень симпатичные, как нарисованные усы.

—  И настоящие усы у них есть.

Отчего-то изо всего сказанного А. В. максимальный отклик в аудитории нашло воспитание енота.

И тут настойчиво зазвонили в дверь.

***

Там стояли: Билли, жена Валерия Тамара, жена Макса Галина и собственно Макс. Присутствующие в квартире снялись со своих мест и подтянулись к прихожей – так и встали двумя группами. Макс был в хорошем сером костюме и, что главное, на двух собственных ногах (все заинтересованные лица успели сосчитать, так что ошибки тут быть не могло). Или уж на суперпротезе, не отличимом от ноги.

—  Толя, — сказал Борис Абрамович, — сходи к соседям за табуретками. Чашек у нас, наверное, хватит.

—  Ну что, идиот, — обратился Билли к Валерию, — доволен? Надеюсь, ничего не успел наломать?

—  Да я и не собирался, — холодно ответил Валерий, — не разобравшись. Тамара, этого ножа уже месяц как нет. Завалился куда-то. Галя, блин. Что ты несла про ампутацию?

—  Я?!

—  Все не очень… Через три дня, доктор сказал… держись, мужик… покойник… ампутация, — терпеливо воспроизвел Валерий.

Галя наморщила нос, припоминая.

—  Ну и связь, — сказала она. – Вот как было: Все не очень страшно. Через три дня, доктор сказал, выпишут. Там  лежит мужик рядом на койке, у него ампутация.

Валерий прикрыл глаза, переваривая эту информацию.

—  Ну и как мужик? – спросил он Макса.

—  Нормально. Держится.

—  А что ж ты не стал лежать три дня?