«Янтарная комната», роман

Сашенька не любила ждать. И всегда ждала! Не успевала утром глаза открыть – и уже ждала отца. Даже сны её были только об этом. Отход, приход… То пароход возвращался в порт – почему-то без отца. То он оказывался вообще пустым, без единого человека.

Однажды Сашеньке приснился сон… Навстречу ей по трапу несут какой-то ящичек, а на нём – сухая ветка. И откуда-то Сашеньке известно, что такая ветка означает. Отец умер.

Она проснулась вся в слезах. Сон был до того реален! Казалось, страшный ящик стоит за стеной, в соседней комнате. С той же веткой. Сашенька едва заставила себя заглянуть туда. Не было ни ящика, ни ветки. Мама весело возилась на кухне. Но она не успокоилась и проплакала почти весь тот день. Мама очень испугалась, но так и не смогла выпытать у Сашеньки причину её слёз.

Плакать Сашенька в конце концов перестала, но ни ящика, ни ветки не забыла. Они заняли постоянное место – где-то глубоко у неё в груди. Сашенька повзрослела от этого сна, как внезапно взрослеют дети от тяжёлой болезни или пережитого горя. Что-то в тот день она приняла на себя. И сознательно приняла. Пол под её ногами никогда больше не был твёрдым. Под ним зеленела, под ним синела, под ним чернела глотающая глубина.

11

"Не бойся, моя девочка. Я ничего не боюсь – и ты не бойся ничего. Глубина ласкова, глубина качает, баюкает. Твоя улыбка на портрете – лёгкая-лёгкая, недетская. Твои глазки смотрят на меня будто издали. Ты всегда так смотришь… будто издали, будто смотришь на горизонт, будто видишь горизонт сквозь любой предмет. Когда я приеду, ты будешь уже не такая. Ты будешь совсем другая. Мне потребуется время, чтобы узнать тебя, чтобы заново привыкнуть к тебе. Мне жаль всего, что я пропустил. Каждой минуты, которую ты прожила вдали от меня. Я хотел бы всю жизнь держать тебя на руках. Я никогда не скажу тебе об этом. Я никогда – ни словом, ни взглядом, ни вскриком – не покажу тебе, как я боюсь за тебя, как я ненавижу весь мир, потому что он оторвёт тебя от меня, как я ненавижу мужчин, которых ты будешь любить. Нет, я не ревную, я не эгоист. Но я знаю наперёд: ни один из них не достоин тебя. Ни один из них не поймёт тебя. Даже лица твоего не поймёт, не оценит. Я ненавижу их уже сейчас, хотя они ещё дети, ещё ни в чем не виноваты. Но будут виноваты, будут…"

Это он не думает – чувствует. А думает он: "Сашенька, Сашенька, Сашенька…"

Гройсман посмотрел на часы и прикинул: там, где сейчас живёт его беззащитная девочка, – девять часов вечера.

Он поёжился. Конечно, Гройсман знал, что дома уже достроены и выглядят обжитыми и уютными. Но представлялись почему-то промозглые громады с толстыми стенами и пустыми проёмами окон. Зловещие горы мусора. И в холодной, нежилой темноте – его странный, его беззащитный ребёнок.

12

Первый светлый день после долгих дождей. Чистый, почти белый асфальт с редкими чёрными трещинами, в которые уходит сырость.

А если здесь оставить чистый лист… И поверху рассыпать отдельные буквы. Рассыпать в беспорядке, чтобы получилось похоже на почки, на набухшие почки. А понизу – слова, длинные сплошные цепочки слов. Вроде как трещины…

Да нет, не надо. Ничего не чувствуешь. Ни светлой чудесной сухости, ни радостного течения воздуха, ни смеси весенних запахов.

Лучше без фокусов, обыкновенно.

Девочке впервые разрешили выйти во двор без шапки.

На девочке пушистое розовое пальто. Розовые колготки. Белые туфли. Над ушами – белые банты, большие и прозрачные, как крылья стрекозы. Это – Сашенька. К Сашеньке через весь двор бежит Валечка. Валечка обижена на девочек. Они не берут Валечку в игру. Но во двор вышла Сашенька, и Сашенька её – возьмёт. Сашенька лучше всех. Сашенькино розовое пальто хочется гладить и трогать. У Сашеньки косички – самые длинные во дворе.

Валечка с разбегу обнимает Сашеньку и больно ударяется о её лоб. Сашеньке тоже больно, но она не сердится.

Шарк-шарк, шарк-шарк… Две девочки крутят скакалку, ещё одна быстро прыгает через неё под ритмичные однообразные выкрики: "Роза! Берёза! Мак! Василёк! Фиалка!"

– Чур, я ромашка! – говорит Сашенька.

– А я мак! – говорит Валечка.

– Мак уже есть! Мак уже есть! – раздражённо кричат все девочки сразу, так что Валечке становится страшно.

– Она будет липа, – говорит Сашенька, – иначе я не играю!

– И не покажет вам Янтарную комнату! – пугает Валечка.

– Ты будешь липа. Поняла? – говорит Сашенька.

"Роза! Берёза! Мак! Василёк! Фиалка! Ромашка! Липа! Роза! Берёза! Мак! Василёк!"

Сашенька становится перед опавшей на асфальт скакалкой… Начали! "Роза…" Сашенька скачет. Быстро свищет, режет воздух невидимая верёвка. Сашенька в этом свисте – как в стеклянном коконе. Она никогда не собьётся, никогда не запнётся, пока не надоест порхать вверх-вниз. Девочки приподнимают скакалку всё выше. Что ж, и она будет подпрыгивать повыше. Прямо под окнами того самого мальчика, который вовсе не был выдумкой дяди Кости. Он действительно существует на свете. А значит, и цыплята, и пианино, и бабушка-учительница. И получается, что когда-нибудь Сашенька действительно выйдет за него замуж. И никто, никто вокруг не знает об этом.