«Янтарная комната», окончание романа

Широкий больничный двор был хорошо знаком ему с давних времён. Справа, в большом корпусе, на четвёртом этаже – отделение, в котором много лет подряд лечилась Сашенька. Сколько раз он приходил сюда и видел её в окне! Вон в том.
Аркадий напрягся. Будто ждал, что она вот-вот появится в этом окне. В бледненьком больничном халате, с длинными волосами на плечах. Иногда она заплетала высоко на висках две косички.
Вон в те ворота Аркадий вошёл тогда, в первый раз. Нёс её на руках… Такую тоненькую, такую неожиданно взрослую. Почему-то он не мог представить себе, как чужие люди кладут её на носилки, уносят… Не хотел ничьей помощи. Верил, дурак, что всё может. Чувствовал в себе силу – прибывающую силу! Он справится. Поедет куда-то, отыщет самого лучшего доктора. И этот необыкновенный доктор…
А на вон той лавке они сидели втроём. Слева – он, справа – Рита, а между ними – Сашенька. И Рита чем-то её кормила с ложечки. А маленькая Юлька стояла вон там – и с обожанием смотрела на Сашу.
А что он чувствовал теперь? Усталость. Одиночество. Будто Юлька и Рита отступились от него, бросили наедине с разразившейся бедой.
Да нет, он не обижался на Юльку. Юлька никак не может ускорить приезд. Все эти визы, все бумаги так просто не оформишь.
И совсем уже дико – обижаться на Риту.
Рита… Да хоть бы она и жива была! Разве Аркадий когда-нибудь полагался на неё? Советовался? Искал в ней опору? Он не мог положиться на жену и в самой мелочи. Откуда же сейчас ощущение двойной ноши, удвоенной тяжести жизни?
Он снова стал сиротой. Такой безотрадности, такой бесприютности Аркадий не испытывал никогда прежде – даже в детстве. И при этом сознавал с изумлением, что если бы Рита сейчас оказалась здесь, рядом, – он именно на неё, на ни в чём не повинную, обрушил бы свою боль, своё раздражение. И непременно сыскал бы в случившемся какую-то её вину. Он не мог представить себе – какую именно. Но нашёл бы, нашёл, если бы она возникла сейчас вон там, на дорожке! С большим термосом, с фруктами в пакете. Шла бы… и смотрела на него виновато издали. И начала бы оправдываться – прямо с порога. "Я принесла на всякий случай. На всякий случай. Может, понадобится…" И он бы ничего не сказал. Не позволил бы себе пожать плечами. Даже в мыслях не назвал бы её дурочкой. Только напрягся бы, затвердел изнутри.
Стройная белокурая женщина появилась в воротах. Пошла по аллее. Ровной походкой, полной достоинства. Он не всматривался. И вдруг понял, что это Валечка.
Бледное, тёмнобровое лицо. Глубокие светлые глаза смотрели по сторонам спокойно, испытующе и с видом некоторого превосходства.
Молодец, девочка! Празднует победу над жизнью. Над жизнью, которая когда-то казалась ей сложной, запутанной и непонятной, как урок физики. Она идёт, нарядная, уверенная, – и будто спрашивает взглядом у каждого предмета: "И что же я находила в тебе такого страшного? Дерево себе и дерево. Скамейка себе и скамейка…"