«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Потом в один прекрасный момент все вдруг  почувствовали, как что-то сдвинулось — то ли в пространстве, то ли в головах, и закачалось, как лодка на волнах. И эта лодка накренилась… Вываливаться за борт никому не хотелось, так как за все было уплачено. Слава богу, длилось это раскачивание недолго, всего одну песню. Появились активисты, которые  согласились установить равновесие и вернуть публике привычное для нее состояние. В зал притащили гармошку, тем самым опрокинув все на свои места. Орущие стали в круг, и начались танцы. О хоре забыли. Откуда-то появилось шампанское. Все весело скакали и громко смеялись. Вино лилось рекой. Время замедлило ход. Частушки никак не кончались, гармошку невозможно было остановить.

Радость иссякла, ее место начала заполнять усталость. В одиночку справиться с гармонистом не представлялось возможным. Требовалась срочная смена жанра. Часть отяжелевших слушателей, сгруппировавшись, пошла «свиньей» на гармошку. Угловой врезался в меха, и послышался вздох облегчения. Гармошку порвали. Кто-то хрипло под Высоцкого прокричал: «Парус! Порвали парус, каюсь, каюсь, каюсь». Центр зала опустел, все разбрелись по углам. Гармонист в шоке еще некоторое время продолжал петь, потом вдруг куда-то исчез.

И сразу же в дело вступил шансон. Он нежно душил в своих объятиях и старых, и малых. Все тихо сползали на пол и плакали. Одна барышня потом клялась, что сквозь слезы видела, как висевшие на стенах портреты мужиков в париках подмигивали ей. Особенно тот, который Шопен, — она признала его. Видать, ему все понравилось, а то с чего бы он стал выныривать из прошлого да еще и подмигивать …

Несмотря на свою кричащую активность, Нюся была сентиментальна. Втайне от всех она посещала детские дома, даже когда бывала на гастролях. Дарила детям подарки, но больших денег у нее никогда не было, поэтому чаще всего она делилась с ними своим вдохновением — устраивала музыкальные посиделки. Играла классику: «Картинки с выставки» Мусоргского, фрагменты из сказочных прокофьевских балетов и с удовольствием, превратившись в девчонку, пела вместе со всеми песни Шаинского.

Что можно еще добавить?..

И Карина, и Камелия, и Нюся, да и все приходящие в клуб мужчины, как ни парадоксально, не могли друг без друга жить, возможно, даже любили друг друга. Но любовь эта была замешена на всеобщей любовной недостаточности, всесветном одиночестве, а это неестественное состояние человека, пришедшего в мир за счастьем, — вынужденное, что ли.

Ну что это такое. Встаешь утром, умываешься и идешь за любовью к чужим тебе людям…

Интермеццо
 

Было уже два часа двадцать минут, когда Председатель после небольшой речи, обращенной к сидящим в зале, открыл портфель и положил туда папку с бумагами:

— Решение принято. Подписи собраны. Я никого не держу. Кому хочется домой — пожалуйста, — сказал он в завершение. 

Действительно, все нужные подписи он собрал.

На заседание, правда, пришли не все. Не было Павла, и это неудивительно — его не видели в клубе уже несколько лет. Ожидаемым было и отсутствие его брата Петра. Он не явился в силу своей профессии, был чрезвычайно занят. Как понимаете, у акушеров в наше время гораздо меньше работы, чем у патологоанатомов.

Председатель, однако, нашелся, как выйти из положения. 

И художника Павла и брата его Петра он исключил из клуба задним числом. Но немножко ошибся, что простительно человеку, не обладающему ясновидением. Ну откуда он мог знать, что Павел умер за две недели до той даты, которая стояла на штампе клуба, удостоверяющем документ и свидетельствующем об его исключении. Получается, исключил он не самого Павла, а душу его, которая вряд ли была против такого решения.  

Сейчас под документом не стоят только две подписи. Но это не опасно. Они станут под ним в то самое мгновение, как важный гость переступит порог этого дома. Это подпись самого Председателя и, как вы уже догадались, долгожданный автограф таинственного спонсора. Председатель намеренно не стал торопиться и ставить свой вместе с другими членами правления, он хотел ощутить значимость, сопричастность, единение с людьми другого ранга, умеющими отдавать.

Захватив с собой портфель, он покинул зал и отправился в свой кабинет. Юда засеменил следом. Кабинет все это время был открыт. На всех входящих туда обреченно печально смотрел с портрета Тарас Григорьевич.