«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Он вытер салфеткой губы, щека его подернулась легкой судорогой. Затем он сделал небольшую паузу, склонил голову набок, как бы прислушиваясь к чему-то: «Давай, говори, не стесняйся, — услышал он поддерживающий шепот Тофи. — Мол, писатели множатся, как саранча, их теперь больше, чем читателей. Ну прям нашествие какое-то…»

Историк брезгливо повторил надиктованную ему фразу.  

— И кто виноват? —  спросил Ленчик.

— Кто, кто? Пушкин.

Ответ был предсказуем. Фразу эту мог произнести любой из присутствующих. Но выпорхнула она из уст Стоматолога.   

Все сочувственно посмотрели на Александра Сергеевича.

Через небольшую паузу в его защиту выступила Камелия. Прожевав кусок пирога, она молвила:

—  «Подите прочь — какое дело поэту мирному до вас!» Во времена Пушкина, между прочим, писали только те, кто умеет. А таких было немного.

— Тогда Крупская. Издержки всеобщей грамотности. — Ленчик завелся — казалось, Тофи подобрался уже и к его уху. — Еще читать не научились, а уже пишут. Точно, грядет апокалипсис. В годы, когда рождается большое количество мальчиков, начинаются войны. А тут писатели… Тряхнет хорошенько, и все сгорит, не только рукописи.

— Нет, что-нибудь да останется, — с категоричным оптимизмом заявила Нюся. 

В комнату тихо вошел Юда. Все тут же засуетились.

— Присаживайтесь, Юрий Иванович, кофейку попейте.

Нюся налила Юде кофе, уступив ему центральное место за его же столом. Юда от кофе не отказался, но садиться не стал:

— Я на минутку, не хочу оставлять Председателя одного…

Ленчик продолжил свою мысль, уже откровенно смеясь:

— Представляю картинку: пепел кругом и две слегка обгоревшие рукописи колышет ветер. Как думаете, чьи?

— Ну ты садист! — усмехнулась Нюся.  

— Конечно, — подал, наконец, свой голос Редактор, — из всей тысячелетней истории случай выберет не самое лучшее…

— Например, роман Стоматолога, — заключил Режиссер. — Ему-то и суждено будет стать нетленкой. Юрий Иванович, — обратился он к Юде, — вы хотя бы подредактировали его на случай непредвиденного падения какой-нибудь кометы, раз Редактор отказался. 

— Последнюю неделю я как раз этим и занимаюсь, — ответил Юда и быстро вышел из комнаты.

Юда говорил правду. Буквально на днях, здесь, в своем кабинете он гневно потрясал рукописью перед лицом Стоматолога:

— Вот что ты написал?

— Как что, роман.

— Но так же нельзя. Ты залез слишком глубоко в свою личную жизнь. Весь этот интим. Опоздал, дружок, опоздал. Ты же не Эдик Лимонов, зачем? И потом, ты до сих пор старше его на десять лет. Эти все откровения. Читать стыдно, неловко, хотя…интересно…

Камелия допила чай и встала из-за стола:

—  Бескровный сухой кокон никогда не станет бабочкой.

Нюся тут же добавила:

— «Лучше вода из живота, чем из-под пера». Так говорил Бетховен…

В зале в это время расположились Митя, Мудрец, Музыкант, Аделаида и Модельер.

Циркач, Артист и Кузнец были сторонниками передвижного театра — они меняли свое местоположение каждые десять минут.

Собравшиеся здесь, казалось, затрагивали совсем иные темы, чем обитатели соседней комнаты, но это было не совсем так.