«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Карина сидела за своим столом, поправляя макияж. Боксер оставался за компьютером — ни в какие дискуссии не вступал. Роберт сидел в кресле напротив и разгадывал брошенный Митей кроссворд. 

— Знаешь, говорят, «Титаник» — это символ нашей планеты.

Танцовщик подскочил к Боксеру, пытаясь привлечь к себе его внимание. Он не мог усидеть на месте — то присаживался на стульчик рядом с Кариной, то заглядывал в компьютер, хотя электронные  игры его мало интересовали.

 — Надо только рассчитать ритмы и узнать, когда это с ней произойдет.

Он уже склонился над Робертом. Роберт молчал. В кроссворде вопроса о «Титанике» не было.

— Но утешает, что погибнут не все. — Танцовщик уже разминался в центре комнаты, сделав парочку па с подъемом на полупальцы и опусканием в плие.  — Пусть меньшая часть человечества, но все же останется.

— И ты будешь в этот раз в меньшинстве? — рассмеялась Карина.

— Надеюсь. Странная штука, друзья. — Танцовщик остановился перед зеркалом, пытаясь засечь в нем отражение вчерашнего дня, потом вернулся в центр. — Я вот все думаю: когда цунами в Индонезии накрыло тысячи людей, для них ведь это и был конец света? Представьте, огромная волна идет на тебя... ты ведь не можешь знать, что такой же волны нет на другом конце планеты? Правда ведь? Они все подумали, что это конец света.

— Я думаю, что они ничего не успели подумать, — наконец откликнулся Боксер.

— Как знать, как знать.

Танцовщик обернулся вокруг себя в пируэте и таинственно усмехнулся, растянув рот в легкой улыбке.    

В коридоре, прижавшись к стене, стояли Артист и Кузнец. Они курили. В приемную доносились отголоски их речи: 

— Слышишь, ты будешь смеяться, — рассказывал Артист. — Шли они как-то по улице Свободы, а гость его спрашивает:

«А чьей свободы улица? В честь кого она названа?» «А хрен его знает, — отвечает. — Мечтатели какие-то прикололись. Видишь на углу здание?»  «Ну». «Это тюрьма…»

Тут открылась дверь, и на пороге приемной появился Председатель, за ним следом показался нос Юды.  Он, как сиамский близнец, приклеившийся однажды, боялся остаться наедине с собой. Председатель входил в зал — он шел следом. Председатель шел в свой кабинет — Юда шел туда же. Потеряв его из виду, казалось, что он тут же терял равновесие и вопрошал пустоту: «А где же, где Иван Васильевич?» Ответ был незамедлителен: «Поищите его у сливного бачка». Он искал и находил, ожидая нетерпеливо возле уборной, даже тогда, когда ему самому находиться в данной плоскости было незачем. 

Перемещался Юда всегда незаметно — как кот, терся о пиджак Председателя, оставляя на нем свои волосы в знак любви и преданности; оттого, вероятно, и облысел. Потом он гладил плечо Председателя. Эдакий предпоцелуй,  рудиментарная нежность к власть предержащему.

Часть 5

ПИСАТЕЛЬ ЮДА и ЕГО ПЛЕМЯННИЦА МАШКА

О том, как детский прозаик и драматург Юда предавал детей и в искусстве, и в жизни.

Одиночество женщины сродни одиночеству Земли, сродни одиночеству Бога. Бог, как брошенная женщина, бродит звездной ночью, светится, а его (ее) не замечает никто. Кроме, конечно, Машки, потому что ей больше некого замечать.

Машка зачалась случайно, родилась без радости и жила от случая к случаю. Родители ее были студентами. Это обещало перспективу. Но обещания не всегда выполняются даже теми, кто имеет неограниченные возможности…

Было темно. Машка не знала, который сейчас час. Она чувствовала, как внутри нее шевелится мир. И этот мир хочет явить себя ночью. Девятый месяц был на исходе.

«Мама, — обратилась она к Господу, — у меня нет одеяла», — заскулила беззвучно и пошла уверенным шагом к ближайшей помойке. Остановилась и увидела сверток. Наклонилась — большое теплое старое одеяло. То, что ей сейчас было нужно…