«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

– Фома, я тебя умоляю! – Сощурился Полосухин. – Ты бы ещё про Поддубного спросил. Вроде как и не цирковой вовсе! Сейчас такой же чемпионат мира проходит где-нибудь в Бутур-линовке или в Черновцах. Речь о другом. Сегодня – заключи-тельные поединки. Пока на первом месте некто Казак. Скорее всего, псевдоним. Выступает в маске. Укладывает всех подряд, хотя и в преклонном возрасте. Ну, ты-то знаешь, как у нас это делается – сплошное шике . А главный приз – пять тысяч динаров. А ты вызовешь его с трибун и прихлопнешь на лопатки.
– Я?! Вот оно что! Да какой из меня борец? Я же акробат, или вы забыли, Арнольд Феоктистыч?
– Ну что там хитрого? Ноги пошире, подсечек нельзя, под-ножек нельзя… А дедушка там совсем дряхлый. Тебе же приходилось бороться, Фомуша.
– Приходилось, и правила знаю. Так я же подставным вы-ходил. И вообще, не понимаю, как вы себе это представляете?
– Очень просто, очень просто. Казак – старик ещё крепкий, но ловкость уже не та. Ловкостью возьмёшь, ты молодой. В первом бою работаешь шике, во втором начинаешь бурить . Половина премии – твоя.
Фома покачал головой и, окончательно изживая в себе от-ношение к Полосухину как к хозяину, спросил:
– А половина, значится, ваша? А ваша задача в чём за-ключается, Арнольд Феоктистыч?
– Фомуша, любезный мой, я ж всё продумал! Господин Златанович, директор цирка, с деньгами расставаться не хочет. Ты со своего ряда его вызовешь, а арбитр сделает вид, что не заметил. Или несколько человек побороться захотят, и выберут не тебя. Так вот, чтобы судья услышал и вызвал тебя, вот это и есть моя забота. Всё по-честному.
– А, помнится, вы борцов и близко к цирку не подпускали.
– Противился сколько мог, – согласно кивнул Арнольд Полосухин. – Так ведь зритель недовольство начал высказывать. Спрос сейчас большой на борьбу эту проклятую. Да и, чего греха таить, выгодное дело оказалось. Я же в Сербию не зря приехал, призы здесь солиднее. Европа!
– Ха! – ухмыльнулся Степанов. – Приехать-то вы приеха-ли, а ежели б меня не встретили? Неужто сами на ковёр выхо-дить собирались?
Арнольд Феоктистович огорчённо сдвинул брови.
– Ты гиревика нашего, Архипку Спиридонова помнишь? Я же его для борьбы поднатаскал, на него ставку делал. Так вот этот самый Архипка, чемпион наш доморощенный, третий день валяется в нумере гостиницы «Москва». Оне в запое-с. Согла-шайся, Фомуша.
– Один раз мне уже обещали показать розы в жемчугах, уговорили на богоугодное дело, – потерев пальцами подборо-док, сказал Фома. – Ну, а выйду-то я в чём? Моё трико где-то в Успенске осталось.
– Найдём, найдём! – Потёр ладони Полосухин. – И трико, и борцовки, всё найдём. Полтора часа до начала. Ну, так как? По рукам?
– Ладно. Только если проиграю, не обессудьте. Я вас не знаю, вы – меня. – Фома допил свой кофе и вдруг спросил: – А помните, девчонка у нас выступала, гимнастка, Катя Сазонова? Она сейчас не у вас?
– Катюшенька! Как же, как же, помню. Славная такая де-вочка. Ничего сказать не могу. Вот как с тобой беда случилась, так вскорости и она уволилась. В Полтаве мы тогда стояли. А ты почему интересуешься, Фомуша?
– Да так… Вспомнилось просто…