«Диада»

Я удивленно разглядывала первую женщину, встреченную на пути. Она стояла подтянутая, высокая, стройная, со снисходительным выражением лица. Ее сдержанная западноевропейская улыбка сияла добротой, а глаза ласкали меня с головы до ног. Я почувствовала, что еще секунда, и эта женщина обнимет меня, а я не удержусь и благодарно ее расцелую. Томас разговаривал с мужчинами, но было непонятно, о чем, так как в это время пациентка начала теребить рукав моей куртки и мурлыкать, подобно ошеломленной кошке: “Спроси – там  красиво или страшно? Спроси,  говорю тебе“. 

Томас расслышал, махнул мне рукой, чтобы не обращала внимания.

– Tам красиво или страшно? – передал он вопрос и весело захохотал. – Неопытная  альпинистка спрашивает.

– Да нет, совсем не страшно там. Неописуемое величие гор и спокойствие. Вот поднимитесь и увидите, как возвышенно и смиренно чувствует себя человек, окруженный чудом, которое ему не под силу сотворить, –  мужчина говорил, показывая палкой наверх.   

– Это красота небесная, – женщина подошла на несколько шагов ближе к нам и посмотрела пациентке  в глаза. – Случится то, во что трудно поверить, чего вы никогда не испытывали. Сегодня вы будете спать в снегах... 

Я вздрогнула, взглянув на нее. Вы будете спать в снегах – это я уже слышала. Она говорила так, словно произносила волшебные слова, прозвучавшие еще во время сотворения мира. Она была не просто женщиной, и эти мужчины – не альпинисты, туристы или путешественники. Они – духи, обитатели хижины Адама, спустившиеся рано утром, чтобы облегчить мне поход с пациенткой. С пациенткой, постоянно вовлекающей меня в бездну общения и задающей одни и те же вопросы – зачем я веду ее по этим тропам, неужели я не знаю, как ей хочется жить, а здесь за каждым углом смерть дышит в лицо, от нее может спасти лишь забота и внимание, которых пациентка лишена, ибо она  с рождения натура художественная, свободно перемещающаяся в пространстве. Зачем я заманила ее в узкие ущелья, стиснутые горами, на тропы, по которым катятся вниз камни! 

Я разговаривала с ней осторожнее, чем Фрейд с Марией Бонапарте, ибо та не представляла для него опасности, наоборот – была милосердна. Пациентка же не отличалась такими качествами. Она пожирала мои силы и меня саму, а я позволяла себя терзать – у меня не было другого выхода. 

Горы не дают свободы выбора вариантов, но одно они щедро предоставляют – идти вперед, не оглядываясь назад.  Не спешить и не опаздывать. Нащупать – не умом, а чутьем – ритм, присущий только тебе, в гармонии с горами и Творцом, и обосноваться в этом ритме, не выходя из установленных рамок.

Каменная дорога часто прерывалась, и тогда нужно было ставить ноги на зарубки в скалах. Зарубки будто отшлифованы людьми, сотни лет поднимающимися сюда в  поисках  примирения с собой. Примирения, которого нельзя найти на земле, единственный способ – подниматься вверх и увидеть то, что было за гранью. Это соблазнило пациентку, но она не была готова к длительным испытаниям, а я ничем не могла помочь, только терпеливо успокаивала, что вот полпути пройдем, подойдем к ручейку, отдохнем, и совсем немного останется до вершины. 

– Тебе уже повезло, не отчаивайся. Мы будем спать в снегах, такое случается только раз в жизни, держись. 

– Где же эта половина дороги, пропала? Мы заблудились, я говорю тебе, нам  никогда не  выбраться отсюда, впереди только смерть, ты должна была это знать и предупредить меня. Ты виновата, я никогда не вернусь, меня никто не найдет.

– Обещаю, вернешься, успокойся. Ничего плохого не случится. Горы здесь смирные, хотя слегка жутковатые. Подумай, какая ты сильная, как великолепно будешь себя чувствовать завтра, когда спустимся в поля чабреца.

Она заскулила, встряхнулась и продолжила подъем. Меня тоже охватило беспокойство – уже четыре часа поднимаемся, а ручейка не видно. А вот когда увидели его за крутым поворотом, сразу стало легче. Однако подойдя ближе, я почувствовала слабость в ногах, и изо всех сил вонзив палку, уперлась, чтобы не упасть: деревянная доска, соединявшая берега ручья, была надтреснутой в самой середине. Я постаралась загородить собой трещину, чтобы пациентка не увидела ее раньше, чем мы окажемся на скамейке у небольшой пещеры.

В пещере можно было спрятаться, если буря застанет  врасплох. Она приют и утешение для тех, кто одолел полдороги на пути к Адамеку, но может засомневаться – продолжить идти вперед или спуститься вниз. Пещера, тень и открывающееся со скамейки идиллическое зрелище гор без угрожающих бездн как бы растворили паническое настроение, возвращая   романтическое видение мира.