«Диада»

– Сейчас я рада! – воскликнула пациентка.

К ней словно вернулось здравомыслие, если можно так назвать человеческую отвагу и уверенность в себе.

– Ты лучшая покорительница гор!

Я говорила ей, что попало, лишь бы она дольше радовалась и не хватала меня за рукава на опасной дороге.

– Неужели мы будем спать в снегах? Ты так думаешь?

– Сладчайший сон твоей жизни, ты будешь его вспоминать каждый раз, как только, оказавшись перед лицом невзгод, закроешь глаза. Ты, и я, и Томас, все мы будем спать в снегах.

Я говорила без передышки, ломала и делила слякотный желтоватый сыр, мы с ней ели, пили воду, будто были одно существо в двух лицах.

Когда я помогала Томасу закатить его тяжелый продолговатый рюкзак, то первая шагнула на надтреснутый деревянный мостик. Внизу шумели потоки воды, несущиеся с неземной скоростью. Оценив, сколько осталось до берега, я оттолкнулась и прыгнула.  Меня догнал стон, звучащий сквозь гул потока воды:

– Все кончено, нам конец! – доносился крик пациентки.

Это не было неожиданностью, и я не растерялась, благополучно спустилась на другой берег ручья и помахала руками: 

– Это совсем просто! Хорошо оттолкнись, и  будешь здесь.

Томас, не дожидаясь, пока она начнет бегать туда-сюда или застынет на месте, раскачал ее, а как только она запыхтела рядом, я обняла ее и сжала ее плечо так сильно, чтобы болело, чтобы остался след, подобный цвету Госаузе. 

«Не бранись, буду слушаться тебя до самой вершины», – казалось, говорят  губы пациентки, хотя на самом деле сжатые губы были безмолвны. Сейчас она успокоилась, не вздрагивала перед каждым опасным изгибом. Или перед крутой скалой, на которую можно подняться только ухватившись за железные цепи. И привязав рюкзаки веревкой, чтобы передавать их друг другу вверх. Она знала – назад дороги нет. Есть  надтреснутый  мостик, с которого она не осмелится самостоятельно прыгнуть, а мы с Томасом не передумаем и будем подниматься к хижине, даже если придется, не достигнув снегов, ночевать под простирающимся черным горным небом. 

Снова услышала пациентку. Она считала до двенадцати, потом замолкала и начинала счет сначала. 

– Сейчас должно быть тринадцать, – невольно вмешалась я.

Она съежилась, не смея повернуться и что-то бессвязно бормоча. 

– Разве тебя пугает цифра тринадцать? Это игра, – повторила я громче, чем следовало.

Она словно еще больше изогнулась и прошептала:

– Боюсь, такое суеверие. Считаю шаги, и не называю это число. Только так можно путешествовать успешно. Французы не отмечают этим номером комнаты в гостиницах, также нет столбов под этим номером. Я считаю, и исключаю его, чтобы  выжить, ты не поймешь. Ты мне не доверяешь и не понимаешь, о чем я говорю. Видела, какой был мост, знаешь, что мы все должны были провалиться в это ревущее, стремительно несущееся чудовище. Там никто не смог бы найти нас, исчезли бы, как будто  нас и не было.

– Слишком много говоришь, устанешь. Немного уже осталось.

Мне казалось, что дорога должна быть короче. Уже должны были показаться низкие зеленоватые кустарники, но вокруг лишь высились суровые голые скалы, и только на другой стороне, справа, куда только птицы могли долететь, Альпы зеленели – те же самые, но другие.

– Томас, мы успеем до ночи?

– Не знаю. Но у меня есть фонарь, если стемнеет.

– Я могла бы, как и ты, ночевать под открытым небом, но она… Она мучает вопросами – останемся ли в живых, не упадет ли она, она не знает, что делать, так как вернуться назад не хватит сил, перед глазами крутые обрывы и пропасти, а идти вперед боится. 

– Но, как вижу, идет. Это самое главное.