«Твори, выдумывай, пробуй», повесть

Лакеи распахнули перед Грифом дверь в альков, где в постели уже лежала красавица, отвернув лицо к стене. Быстро она как-то успела снять такой громоздкий туалет, – по касательной пролетело в голове писателя. Но это казалось неважным. Гриф с размаху бултыхнулся в койку, что девица снесла исключительно терпеливо, без единого звука, и запутался в багровом помпезном покрывале. Эта механическая задержка его чуть-чуть отрезвила. Их вроде бы оставили наедине, но Гриф предполагал, что тет-а-тет обманчив, и не торопился разоблачаться, но покрывалом прикрылся… Попробовал завести с девушкой разговор – она молчала, попробовал приласкать ее – она была безучастна… Повернув ее лицо к себе, Гриф содрогнулся: это была совсем другая женщина. С закрытыми глазами и приоткрытым ртом. «Эй, а где же эта, первая?» – растерянно спросил Гриф. Женщина в койке опять отмолчалась. Сначала Гриф потормошил девушку слегка, потом сильно, всерьез испугавшись за ее здоровье: под наркотиками, что ли? С этих негодяев ведь станется накачать проститутку наркотой… шутки ради… Тут он понял, что его особенно настораживает – странный холод, исходящий от тела. И рефлекторно выпрыгнул из-под покрывала. Он являл собой странное зрелище, – скорчившийся посреди алькова, со все еще бугрящимися штанами, то ли икающий, то ли рыгающий… Такое сочетание чувств он испытывал впервые в жизни. 
Самое простое объяснение обычно самое верное. Гриф не понимал, почему он до этого не додумался в первые же секунды «общения» с девушкой. Осознав, что перед ним загримированная покойница, а не та разбитная красотка, что его возбудила не по-детски, он чуть на стенку не полез от ужаса и отвращения – слава Богу, ничего сексуального он с ней не проделал, не возбуждала бледность и неподвижность, и тот минимальный настрой на секс куда девался...  
Перемену в настроении Грифа, разумеется, «срубили» четко; в балдахине, покрывавшем средневековое ложе, можно было спрятать небольшой телескоп или десяток камер слежения. Стоило ему слегка помучиться сухой рвотой, как дверь распахнулась. За ней маячило пять белогрудых силуэтов.
 – Быстро вы ее раскусили, – с неудовольствием сказал эстет Лампионов. – Мы ее для вас подогревали, но, видимо, не рассчитали, все-таки экспонат взят с глубокой заморозки. Как иначе, третий день после смерти… – и замахнулся на коллег: – Видит же человек, даже такой дурак, что она все-таки слишком холодная!.. Я говорил, что так и будет! Теоретики хреновы! Градусник они ей ставили!..
 – Ну что, что вам от меня надо? – завыл Гриф, чувствуя, что невозвратимо теряет лицо, что ведет себя и вправду, как дурак. И тут безумный рефлекс – жить и выжить! – подтолкнул его в спину, он рванулся вперед, как подброшенный пружиной, снес с ног кого-то из мучителей и помчался по коридору, еле лавируя в его душной темноте. Но коридор был точно заколдованный – он и выхода к тронному залу уже не мог найти, а единственная дверь, что предстала перед ним мимолетной иллюзией спасения…
…оказалась дверью в анатомический театр, где какой-то мясник в заляпанном кровью халате и медицинской марлевой маске на лице, завидев его, просиял глазами и заговорил из-под маски:
 – Добро пожаловать! Дорогой Роберт, я только вас и ждал! Я знаю, вы в курсе, как ставят окончательный диагноз, морги посещали? – легенда о личном присутствии Грифа при вскрытиях была ложью, Гриф всего лишь обильно проставлялся патологоанатомам, за что они его снабжали информацией о строении человеческого тела и байками из своей мужественной профессии. Для вдохновения в случаях описания расчлененки Гриф использовал репродукцию картины Рембрандта «Урок анатомии». Посему зрелище натурального морга оказалось слишком сильным испытанием для бедного Грифа. Мясник занес скальпель над простертым телом нагого мужчины и с силой сделал продольный надрез от горла до паха… а Гриф кинулся его душить… и в глазах у него сгустился красный туман ярости и отчаяния… Но, разрывая красные клубы, взметнулась над бедовой головой Грифа какая-то дубинка… и удар тока потряс его, а потом милосердно выключил сознание. Благодарение электрошокеру!
Удар электрошокера нежданно-негаданно сработал благотворно для Грифа (недаром же эту процедуру ввели в медицинскую практику в середине просвещенного ХХ века, когда уже потеряла актуальность интеллигентская мерехлюндия клятвы «Не навреди!», вытесненная смелостью научного прорыва!). Обыватели толкуют, что при лечении электрошоком часть памяти словно бы «выключается», зато какие-то потайные участки памяти могут, наоборот, раскрываться, как грибной зонтик под дождем. Обнаружив, что он уже в сознании, лежит на чем-то горизонтальном, а вокруг заботливо, точно сиделки, хлопочут и приводят его в чувство садисты; и не спеша, по причинам очевидным, сообщать об этом своим мучителям, Гриф кое-что вспомнил. Например, с каким упоением описывал бурный секс героя со свежим трупом давней возлюбленной – она всю жизнь отвергала его, но неожиданно трагически погибла, а поклонник, присутствовавший при этом, не будь дурак, воспользовался ситуацией… Особую прелесть живописанию зверино-жадного обладания бездыханным и покорным телом придавал скандал, который тем вечером устроила супругу Виолетта. Она до поздней ночи не могла успокоиться, металась по всей двухуровневой квартире и то нечленораздельно орала, то заунывно ворчала, то рыдала в голос, а Гриф, в своем кабинете, остервеневшим зайцем колотил по клавиатуре и слишком часто употреблял относительно возлюбленной лирического героя эпитеты типа «восхитительно бессловесная»…