«Високосный дневник», повесть

Когда Юлька была маленькой, ей часто снился большой старый парк около Привоза и большая старая клумба в этом парке. Еще в этом сне была большая белая собака, которая ела большие белые цветы. Наверное, ромашки? Собака съедала цветок и улыбалась человеческой улыбкой, а потом снова принималась за еду.

Юлька привела Гошу в парк своего детства на прогулку. Здесь почти ничего не изменилось. Но парк оказался не таким огромным, как помнилось Юльке. Детские аттракционы соседствовали с прокатом велосипедов и комнатой смеха. Дальше, на отшибе, пристроился цирк-шапито. Еще в парке был тир. Он был здесь всегда – железный сарай, выкрашенный в ядовито-зеленый цвет. Оттуда вечно доносились звонкие звуки пневматических выстрелов.

Когда-то стрельба в тире была для Юльки доступным воскресным развлечением. Маленькая пулька размером с булавочную головку стоила недорого. Папа покупал десяток таких пулек и уходил катать Ирку на карусели. А Юлька оставалась в тире на попечении дяди-директора. Дядя-директор помогал ей заряжать тяжелую винтовку и хвалил за меткую стрельбу. Взрослые с уважением смотрели на маленькую Юльку, которая неизменно выбивала девять из десяти движущихся мишеней. Она всегда начинала с «музыки». Нужно было попасть в красненький пятачок у фигурки волка или медведя, и Марк Бернес начинал петь «Шаланды, полные кефали». Это было легко и радостно.

– Здравствуйте, дядя Леня! – весело сказала Юлька, переступив порог тира.

– Юлька! – обрадовался дядя Леня, стоявший за своей конторкой.

Он ловко отсыпал десяток пулек на металлическое блюдце и отдал их какому-то мальчику.

– Боже мой, какой ты красавицей стала! Это твой жених? – Он окинул Гошу с ног до головы оценивающим взглядом.

Юлька засмеялась. Гоша требовательно сжал ее руку, но она все равно не сказала дяде Лене, что он ее жених.

– Мы тут гуляем по старой памяти.

– Решила похвастаться своей меткостью? – Дядя Леня хитро прищурился. – И я вам скажу, молодой человек, таки есть чем похвастаться! И если она все делает так хорошо, как стреляет, то такие таланты на дорогах не валяются.

– Вы преувеличиваете, дядя Леня. Вот в институт я не поступила, и вообще…

– В какой? – с интересом спросил он.

– В медицинский.

– А чего ты хотела?! – почему-то развеселился дядя Леня, – Кто же в наш медин без блата поступает? Но они еще пожалеют! Им же хуже без тебя, чем тебе без них.

– Это точно, – откликнулся Гоша. – Я ей тоже говорю: не поступила – и не надо. Фельдшер – прекрасная профессия.

– Неправильно! – возразил дядя Леня. – Женщине профессия вообще не нужна. У женщин своя работа – муж и дети. – Он подмигнул Гоше и добавил: – Не разрешай ей стрелять. Она тебя живо за пояс заткнет.

– Я не боюсь, какая разница, кто из нас лучше стреляет? – ответил Гоша.

– Молодец! Ну, что, парочку выстрелов?

Юлька покачала головой:

– Нет, дядя Леня, детство кончилось.

32

Задолго до рассвета Юлька была готова к пересменке и пятиминутке. Четырнадцатое отделение спало, только Сан Саныч позванивал ключами где-то в конце коридора.

Неожиданно на пороге сестринской возник красноглазый Михась.

– Михална, там Никитин в прачечной ждет, просит очень срочно на два слова, – зевая, сказал он Юльке.

Юлька испугалась. Ей захотелось, чтобы это был всего лишь розыгрыш. Но Михась что-то шепнул подошедшему Санычу и устало поплелся к выходу. Юлькино сердце протяжно заныло. Она как можно спокойнее встала из-за стола и пошла за Михасем.