«Високосный дневник», повесть

33

По поводу переезда в квартиру Бориса Юлька не сомневалась ни минуты. Все домочадцы были дома. Первой заметила Юлькины сборы мама:

– Ты куда это сумки собираешь?

 – Я переезжаю, мама. Вам и без меня здесь тесно. Пусть в нашей комнате Ира с малышкой останутся.

– Куда это? Папа! Юлька какие-то химины куры затеяла! – мама почти кричала, пытаясь довести до сведения домашних, что она против такой самодеятельности.

…Юлька вышла в коридор, села на табурет у входной двери, поставив перед собой две больших дорожных сумки, и стала ждать расширенного семейного совета. Встревоженные родные собрались вокруг нее.

– Я переезжаю. Буду жить в квартире Бориса, пока он в Афганистане. Он так захотел, а я  решила его послушаться, – коротко сообщила Юлька и встала, натягивая пальто.

– Как это, доча! – папа развел руками.

– Боже мой, боже мой! – растерянно запричитала мама.

– Молодец, сестричка! – весело поддержала сестру Ирина.

Юлька была уже на пороге:

– Я буду приходить по выходным, помогать с малышней, – она улыбнулась Сашке.

– Не отпущу! Позорище! Жить в доме у чужого человека! – мама все еще надеялась задержать Юльку.

– Оставьте вы ее в покое! – сказала Ирина. – Она все правильно делает.  Должен же быть хоть какой толк даже от неудачного любовника!

– Ира! Кто бы говорил! – Сергей обнял Юльку. – Терпи, казачка, атаманшей будешь!

Сковавшая Юлькины чувства мерзлота дала трещину. Край трещины подтаял, и тогда на ее глазах выступили слезы.

Вибрирующая при каждом шаге железная лестница с коваными ажурными балясинами привела Юльку к свежеокрашенной коричневой двери. На широком наличнике друг под другом помещались две кнопки звонков. Под верхней кнопкой была прибита дощечка с фамилией «Никитин», а под нижней было кривовато выведено белой краской «Нисенкер Дора Моисеевна».

Юлька вставила ключ в замочную скважину. Он легко повернулся. Дверь открылась вовнутрь, даже не скрипнув. Юлька почувствовала сильный аромат жареного мяса. Она захлопнула за собой дверь и остановилась на пороге.

В коридор вышла маленькая аккуратная старушка с живыми блестящими глазами, в синем ситцевом халате. Из подбородка, выпукло отделенного от верхней части лица глубокими бороздами морщин, как короткие антенны, торчали седые волоски. Когда старушка заговорила, «антенны» зашевелились.

– Я знаю, ты Юлечка? Заходи, в калидоре сифонит. Идем на кухню, покушаешь.

        Юлька поняла, что действительно проголодалась. Предложение  Доры Моисеевны прозвучало так естественно, что она и не подумала отказаться. Она уселась за стол и принялась за еду.

– Борэчка, наш Борэчка! Всегда трепал нервы. Маленький был, а уже мужик вредный. Мама от него плакала. Вот уехал… Я его уже, наверное, не дождусь, – вздыхала Дора Моисеевна. – За тобой сказал смотреть, чтобы ела вовремя.

– Сказал, чтобы ела? – не поверила Юлька.

– И чтобы ела тоже, – настаивала баба Дора.

– Сюдой! Обратно сюдой! – приговаривала она, провожая Юльку в комнату Бориса.

Просторная комната была погружена в студеный полумрак. Она подарила Юльке запах Бориса, его незримое присутствие. Здесь были его вещи. На полках стояли его книги. На столе лежала записка: «Молодец, что переехала. Я так и думал. Доверься бабе Доре, она не подведет. Как только смогу, напишу. Б.» Юлька почувствовала себя дома. Она прилегла на софу и сразу забылась глубоким сном.

34