«Выезд с оборудованием», повесть

***

Убаюканная плавной «икарусовской» ездой, Джульетта погрузилась в дорожную дрему, утратив счет часам и километрам.

Очнулась от издали нарастающего гама, какой бывает на большом базаре. По перечеркнутой табличке она поняла – приграничная молдавская деревня Леушены осталась позади, что подтвердилось глубокомысленным замечанием Колупайло, с честью несущего бремя гида:

– Кончилась Молдова, страна чудова!

Но картина, открывшаяся взору путников, говорила о противоположном. Что напоследок покладистая и тихая Молдова приготовила сюрприз.

Дорога к пограничному КПП проходила по насыпи, по обеим сторонам которой волновалась на степном шалом ветру тучная рослая кукуруза. Стоило красному «Икарусу» въехать на насыпь, он остановился в хвосте очереди из несметного количества других автобусов с туристами. Они бродили группами между, вдоль и вокруг звучащих радиомузыкой «пазов», «лазов», «лиазов» и даже «кавзов», галдели, жестикулировали, ели, оживленно что-то обсуждали.

– Ну все, приехали. Это надолго, – резюмировал Колупайло и спешно отправился к КПП, которого и видно-то не было.

Пассажиры «Икаруса» слабо зашевелились, словно боясь обнаружить себя перед конкурирующими группами «челноков». Катя и Мила тихо засобирались и, покидая автобус, предупредили водителя:

– Мы в Леушены. Там комнату снять можно на пару дней. Будем наведываться, передайте руководителю.

Юлька подумала, что комната в деревне наверняка обойдется недешево. И тут же испугалась «пары дней». Значит, придется долго ждать здесь, в поле? Вместо того, чтобы поскорее добраться до румынских городов и начать торговать. Откуда ей было знать, что очередь на границе непредсказуема, как крокодил в одесском зоопарке? И запросто по воле случая, различных начальственных комиссий и в соответствии с настроением таможенников может прикинуться мертвой недвижимой корягой, неотъемлемым атрибутом приграничной местности. А может прорваться за границу одним рывком, за считанные минуты.

Все загрустили и насупились. Все, кроме Леши. Он эх-тряхнул черными кудрями и выскочил из автобуса.

– Долго ли, коротко ли стоим, братцы? – послышалось его залихватское снаружи.

– Два дня никого не пропускают. Проверка у них какая-то из министерства, что ли, – ответило несколько голосов наперебой. – А еще говорят, что в каком-то автобусе оружие нашли.

– С румынами уже бригадами обмениваемся? – предположил Леша и попросил показать «приличные точки со жратвой и выпивкой».

Дорога гудела многоголосо, засыпала на часок после обеда и замирала перед рассветом, чтобы встретить утро вороньим карканьем, фырканьем умывающихся, вкрадчивым пением Аллы Пугачевой в вынужденном походном дуэте с заводным Газмановым или душевным Вилли Токаревым.

Джульетта бродила по бесконечной узкой обочине, огибая импровизированные пикники и беззастенчивые сушки женского белья. Вскоре она точно знала число впередистоящих транспортных единиц, а также шагов от лобового стекла красного «Икаруса» до широких ворот КПП. Она нарочно утомляла себя ходьбой туда-сюда и обратно, дабы упасть без задних ног в свое законное кресло и отключиться наподольше.

Заросли кукурузы служили для очереди не только в качестве уютной, просторной уборной на свежем воздухе. Кукурузные лабиринты радушно принимали влюбленных. А одесский лабух Леша влюблялся трижды на день. Сперва он подмигивал Джульетте, но наткнувшись на удивленно поднятые брови, незамедлительно переключился на другие объекты.

– Жаль, девульки наши отчалили на съемные квартиры, был бы ты при месте, донжуан, – бросил ему как-то с упреком Колупайло.

– Они профессионалки, дорогие, небось. У меня и денег таких сроду не водилось. Я больше по любви, – отозвался Леша и опять пустился в бега.

Он выискивал среди праздно шатающихся диких туристок наиболее симпатичную и одинокую и утаскивал ее в кукурузу ради взаимного утешения. Затем, довольный и румяный, вбегал в автобус, плюхался возле своей летаргически спящей красотки Наташки, чмокал ее куда попало и с видом человека, выполнившего свое жизненное предназначение, убегал, гонимый голодом, жаждой и неистребимым любопытством.

Леша приносил вести о прогнозах на продвижение очереди, вернее, приносил слухи о положении дел и настроениях на таможне. Каждый раз после его сакраментальных слов «ну, сегодня нам не светит» Наташка, не открывая глаз, доставала серебристую плоскую флягу, отпивала несколько глотков, крякала и вновь засыпала. Иногда она материлась прямо во сне, поносила таможенников, клялась им в вечной ненависти. Впрочем, до этого никому не было дела.

Колупайло часто удалялся к воротам КПП и подолгу топтался там неизвестно для чего, потом возвращался к автобусу, удрученный и тяжко вздыхающий. Это означало лишь то, что добыть достоверных сведений не удалось и количество ждущих не изменилось.

Молдавские селяне толпами сновали вдоль автобусной вереницы, устраивали целые ярмарки на обочинах. Они торговали разной домашней снедью из огромных кастрюль и казанов, а также вином и самогоном из эмалированных ведер и бидонов. Их можно было распознать по простодушно-безмятежным лицам. У туристов лица были другими – уныло-вопрошающими.

На третьи сутки стояния в красном «Икарусе» к Наташкиному, и не только, перегару присоединился тошнотворный запах немытых тел. Теперь Джульетте приходилось гулять не только днем, утром и вечером, а и при свете звезд. Она облюбовала себе местечко на обглоданной дождями бетонной плите, врытой в обочину неподалеку от дислокации группы. Все остальные выступы, камни и кочки в округе бывали постоянно заняты курящими, пьющими, болтающими друзьями, попутчиками, знакомыми и вовсе незнакомыми.

Юлька заметно нервничала и поначалу приставала к Колупайло, скоро ли они поедут? Но потом умолкла.

Время тянулось резиной и убегало молоком. Джульетта воспринимала парадоксальное и противоречивое течение времени с неуклонно возрастающей тревогой. Сроки истекали, а треклятая автобусная очередь не продвигалась ни на йоту.

К ночи седьмого дня, когда Юлька мечтала лишь о том, чтобы как-нибудь сообщить Борису о вероятном продлении поездки, передать с оказией в Одессу записку, очередь сдвинулась с мертвой точки. Туристов разбудил взревевший мотор «Икаруса» и резкий рывок с места.

Оказалось, водитель Валера неосмотрительно заснул на посту и пропустил начало нежданного исхода через молдавско-румынскую границу, в результате чего впереди красного «Икаруса» образовался целый километр пустоты.

– Гони, гони! – вопил Колупайло, нависнув над вцепившимся в баранку взъерошенным Валерой. – Щас нахалисты понаедут, впердолятся перед нами. Тада я застрелюсь!

– Выпустите нас, мы дорогу пока перекроем! – крикнула смекалистая Ирина Викторовна.

«Икарус» визгливо притормозил. Из него выпрыгнули всего трое: всегда готовый Леша, Ирина Викторовна в съехавшей набекрень чалме и Юлька. Они решительно растянулись поперек дороги, крепко взявшись за руки. Джульетта оказалась посередине. Мера была чрезвычайно своевременной, потому что через минуту перед тремя камикадзе затормозила целая колонна из полутора десятков «пазов». Шофер головного высунулся из окошка и презрительно сплюнул прямо Юльке под ноги. Пока он набирал воздух, видимо, для приветственной тирады, Леша оглянулся и спокойно сказал:

– Удаляемся, девы, наши нагнали очередь.

Наконец красный «Икарус» перестал быть последним – появились новые невезучие. И все злые шутки Провидения тотчас переключились на них. Сезам открылся ровно настолько, чтобы пропустить многострадальный красный «Икарус», и едва тот проехал в ворота, захлопнулся перед носом плюющегося шофера. На следующие семеро суток. Как минимум.