«Выезд с оборудованием», повесть

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Выезд с оборудованием

 

***

У Вити Квадрата, стоявшего на пороге, вздрагивали губы и дергалось покрасневшее веко. Но вместе с этим он зловеще ухмылялся. После остервенелого звонка в дверь и крика «Открывай!» это не удивило Джульетту.

– Проходи, – неуверенно пригласила она.

– Кошерно у тебя, как в музее революции, – рассеянно похвалил кухню покойной бабы Доры гость и, плюхнувшись на табурет Бориса, выставил на стол бутылку водки.

– Мечи, шо есть из закуси. Тереть будем, пока твой на работе.

– Я должна уходить. Говори, что хотел, и чао, бамбино, – напустила на себя беззаботность Юлька.

– Делишки отложи, малая, вопрос важный. Жизненно…

Витя посерьезнел, даже помрачнел.

– Если ты насчет долга, будь спокоен, отдам в срок.

– И так, и сяк, и жопой об косяк... Щас просечешь. Нужна твоя помощь как женщины.

Джульетта обомлела и отступила к двери.

– Та не шарахайся, не в том смысле. Дура какая! Попал я по-крупному, пойми, – он постучал костяшками пальцев по лбу. – Вложился я в этот проклятый кредитный союз «Мидо» под сладкие проценты, а вчера их офис – хоп! И не открылся. Обманутые вкладчики берут его на абордаж. Только это все бесполезно. А на меня коллеги наехали, расплаты требуют, на счетчик поставили, не посмотрели, что братуха. Сумма растет по минутам.

Он заскрежетал зубами.

– Чем же я?.. – промямлила Юлька. – Ты хочешь и меня на счетчик?

– Что толку? Чего из тебя вытрясешь? Румынское барахло? Или десяток одноразовых шприцов? Нужно нам вместе обращаться за помощью к правильным людям.

– К кому?

– К тому, кого все уважают. К Сергею Александровичу.

– Кто это?

– Его из наших бойцов никто не видел. Но он может со всеми договориться и отмазать. Если захочет. Если к нему обратишься ты, он может пожалеть девушку. Говорят, он справедливый.

– Но при чем здесь я? Я отдам тебе твои деньги. Могу частично прямо сейчас.

– Да что ты мне суешь свои гроши! На мне суммы огромные, тебе и не снились.

– Как же ты так?..

– Хотелось срубить, как другие.

– Но все же знают, что пирамидам верить нельзя! Были уже и Норд-банк, и фирма Соло. Рано или поздно они рушатся.

– Должно было быть поздно. Но – не выгорело, – Квадрат тяжко вздохнул. – Завтра разгреби дела, на базар не ходи, поедем на улицу Фрунзе, я договорился. И ни с кем об этом не базарь, не нужно.

– Я никуда не поеду, – твердо сказала Юлька.

– Поедешь. А если будешь выеживаться, накапаю знакомым журналюгам, что твой с меня взятку брал, когда сажал меня в первый раз, – Витя гоготнул, словно подавился смехом.

– А он тебя сажал?

– Кто ж его помнит? – без обиняков признался гость. – Был какой-то штымп, злющий и трепливый, как дедушка Ленин. А твой тогда уже прокурором служил. Я проверил через своих ментов.

Юлькины губы вытянулись в тонкую ниточку и побелели. Витя встал, загреб со стола свою бутылку, помахал широкой ладонью и удалился, хлопнув дверью.

 

***

К Джульеттиному искреннему изумлению, Квадрат привез ее в обыкновенный полупустой магазин стройматериалов под каким-то детским названием «Сделай сам». Они прошли через торговый зал, отчасти напоминающий склад, где давно не было инвентаризации, и с молчаливой санкции двух предположительно начинающих борцов сумо проникли в подсобные помещения. Витя заметно нервничал и непроизвольно тряс квадратными щеками. Особенно усугубилось это на пороге комнаты с табличкой «Директор».

Кабинет был пуст. Вслед за Витей и Юлькой в узкую дверь пролез один из сумоистов. Деревянный пол прогибался и стонал, когда он пересекал небольшой кабинет с дрянной мебелью и приземистыми подслеповатыми окошками. Скрывшись за задней дверью, увалень больше не появился. Вместо него в дверном проеме вырос худощавый сутулый человек, лысоватый и покашливающий.

– Это ты правильно сообразил, что ее с собой прихватил. Иначе я бы тебя не принял. Как погоняют?

Голос человека был скрипуч и резок. Глаза скрывались в прищуре век, похожих на скомканную грязную бумагу.

– Квадрат, – с готовностью ответил Витя и еще сильнее затрясся.

Джульетте показалось, что хозяин мог узреть в этом проявление напора и агрессии.

– Зря раздухарился ты, Квадрат. Не принял бы, но перепоручил кому-то из своих. А сейчас что уж… Вали, откуда пришел. С концами вали. Сам свои косяки разгребай. Ради тебя и пальцем не шевельну.

– А… я… – жалобно заныл Витя.

– Что ты блеешь? Сопля ты, а не квадрат. Квадрат должен быть крутоугольным, жестким, а ты за бабу спрятался. Вали!

Витя схватил Юльку за руку и потянул к выходу.

– А ее оставь. Ее выслушаю, раз пришла.

Квадрат обмяк и ретировался на полусогнутых. Пятился, похоже, до самого торгового зала.

– Присядь на минуту, – приказал Сергей Александрович Джульетте.

Она тихо опустилась на стул.

– Я знаю тебя. Ты в экспертизе сестричкой работала. А я был тогда на больничке…

– Припоминаю! Второй изолятор! – обрадовалась просительница. – Худо вам было – голоса изводили… – Она осеклась.

– Правда. Ты не пыжься, мне все про твоего дружка известно. Ведет он себя не по понятиям, как фраер дешевый, барыга мелочный, к блатным – никакого почтения. Таких душить нужно, чтобы не плодились. Ты только скажи дяде Сереже, что тебя, такую чистую и светлую, с таким дерьмом связывает?

– Он одолжил мне денег. Но вы не думайте, я все ему отдам. По моим подсчетам, мне еще нужно недельку поторговать. И тогда все сполна…

– Это правильно. Долги платить – дело чести. В тебе не сомневаюсь. Так чего ему еще, вонючке?

– Его на счетчик поставили. И он… Он пригрозил, что оговорит перед прессой моего мужа.

– Кто у нас муж?

– Прокурор, – произнесла Юлька так тихо, что сама не услышала собственного голоса.

– Не слабо. Выходит, нужно спасать шкуру этого Квадрата. Или совсем наоборот… Вот только, девонька, выезд с оборудованием стоит четыреста баксов.

– У меня нет… – Джульетта вдруг охрипла.

– Дак я с тебя и не взял бы. Квадрат сам заплатит, потому как его это лажа, не твоя. Передай ему, что встретимся мы с людьми. Время и место я назначу позже. Все! Иди. А мужу говорить обо мне не стоит. Побереги его нервы. Ладушки?

– Угу. Простите, а с каким оборудованием выезд? – не удержалась от вопроса Джульетта.

– С калашами, девочка, с калашами. И с волынами. Что у кого из ребят имеется. – Сергей Александрович улыбнулся неожиданно белозубо-безукоризненной ортопедической улыбкой. – Если что, заходи ко мне. Время муторное, помощь может понадобиться. Но знакомство не афишируй.

– Вы очень добры…

– Да брось! Это ты была добра, когда на свои копейки курево мне, чужому дяде, покупала. И чай.

– Вам же было нужно… Душевнобольной всегда должен иметь что-то свое из нормальной жизни, тогда терапия… – Она снова осеклась.

– Да… а ведь передачи таким, как я, носить некому. Зато теперь я в большой силе. Сам кого угодно и полечу, и накажу. Это гораздо приятней, чем лежать в изоляторе психбольницы и пугать невинных милосердных сестричек потусторонними голосами. Давай забудем о прежних моих и теперешних твоих слабостях. И будет нам счастье. Короче, прощай пока.

Сергей Александрович ушел. Вместо него появился сумоист и вывел Юльку на крыльцо магазина.

Улица Фрунзе звенела трамваями. Джульетта улыбалась, вспоминая, каким несчастным, безнадежно больным и старым казался ей когда-то дядя Сережа. Еще вспоминала, как тайком подсовывала под дверь изолятора в отделении судебно-медицинской психиатрической экспертизы пачки сигарет и пакеты с заваркой, чтобы недужий сиделец мог попросить ночную смену вывести его на короткий перекур или заварить кружку крепкого чаю.

– Что он сказал? – задыхаясь, спросил выросший из-под земли Квадрат.

– Сказал, что все сделает ради нашего давнего с ним знакомства, – сообщила Юлька.

– Ого! Таки да не прогадали, кажись. Откуда же?.. – только и мог вымолвить Витя.

– Я фельдшером на Слободке работала, в экспертизе. Его из СИЗО привезли. Лежал он у нас. Шизофреник он безумный. Понятно? И вообще, страшный он человек. Душегуб. Людоед. Не совался бы ты больше к нему. И от меня отстань. Это не я говорю, это он передал. А долг я тебе отдам, как и обещала, в срок. Не то он по мою душу выезд с оборудованием устроит и совершенно бесплатно.

 

***

Порой на Юльку нападала жажда самобичевания.

– Жаль, не верю я в бога. Вот не верю и все. И ничего об этом не знаю. И молиться совершенно не умею. Плохо!

– Да и я не верю. Чего ты? – удивлялся Борис.

– Вот как поминать Дору Моисеевну? Слышала о каких-то панихидах…

– Понятия не имею. Она была иудейка. Возможно.

– Возможно?

– В смысле она тоже была неверующая. Ума не приложу, кем ее считать в таком случае.

– Совсем ты меня запутал. С этим ладно. Но это же еще не все. Я не люблю свою сестру.

– Тоже мне новость. Не любишь, потому что трудно стервей любить, – резонно пояснял Борис.

– Независимо от характеров сиблингов* старшие могут испытывать неприязнь к младшим, узурпировавшим родительскую ласку и привязанность.

– Вот именно. Такая умная, без пяти минут психолог, а постоянно каешься, как на исповеди. Кстати, если уж на то пошло, сестра твоя встреч с тобой тоже не ищет. Так что успокойся.

– Но ведь Сережка, братец наш старший, ее любит? Любит.

– Кто тебе сказал? Соблюдение приличий не есть любовь.

– По-твоему, я правильно делаю, что месяцами своих не вижу? – раздражалась она. – Нужно сходить в эти выходные. Непременно.

– Сходи.

– А ты? Со мной?

– Я семейные обеды не уважаю, не привык. Уволь.

– Да я тоже.

– Значит, не ходи.

– А Моисеевну помянуть?

– Можем водки за ужином хряпнуть грамм по тридцать. Не знаю, как с точки зрения религий, но с точки зрения пищеварения, говорят, очень полезно.

– Решено.

– Видишь, а ты боялась.

Борис чувствовал, что корень зла кроется в ином. Что она чего-то недоговаривает, что-то скрывает, мучается чем-то. Однако давить не хотел, не видел смысла, а вероятно, и опасался дальнейшего расстройства чувств.

Сама она успокаивалась ненадолго, а потом находила другой повод для угрызений совести, самокритики и невроза.

 

***

Неожиданно и случайно Джульетта подслушала обрывок телефонного разговора мужа об украинском миротворческом контингенте в Боснии. Он говорил со знанием дела и с убежденностью эксперта. От репортажей из бывших югославских республик, где не первый год бушевала война, у нее стыло сердце. А тут она форменным образом пришла в ужас. Да еще Боря рассуждал на эту тему таким обыденным тоном. А это не предвещало ничего хорошего!

Но как только Борис положил трубку, телефон зазвонил снова. Джульетту вызывали на подмену – один из фельдшеров заболел свинкой.

– И меня вызвали на службу, – сообщил муж беззаботно, натягивая водолазку.

Джульетта промолчала, но дала себе твердое слово – пугающий вопрос о его планах задать завтра или, в крайнем случае, послезавтра – на днях.