«Выезд с оборудованием», повесть

– И мысли не было. Сослуживцы намылились – советуются. А у меня дома дел выше крыши. Ничего, моя Джульетта, все пройдет. И это проклятое високосное время пройдет. Идиотов этих жаль, конечно. Сколько их еще сгинет. По понятиям и без понятий. А мы останемся, если будем осторожными, особенно неразумные девчонки со «скорой помощи». И жить будем. И концы с концами сводить тоже будем, куда денемся... Но это же не главное, правда? Эх, не жили богато, нечего и начинать! Ты поспокойнее, посдержаннее, побереги силы. И сердце очень уж не надрывай. В общем и в целом, апокалипсис откладывается, родная!

***

Ближе к осени 1996 високосного года получившая долгожданный диплом Юлька всерьез размышляла о том, чтобы бросить «полевую» медицину.

– Отращу маникюр, как у нашей Ирины Викторовны, засяду в кабинете с удобной кушеткой и тихой музыкой и стану клиентов на психоанализ ждать. И больше никакого оборудования, кроме моей головы, – пообещала она.

Только Борис не слишком ей верил. Не тот у нее характер, чтобы сиднем сидеть в кабинете с маникюром.

– Боюсь, не дождешься. Уж лучше не уходи пока, чтобы избежать горького разочарования, – был вынужден признать он. – Но поставить в прокуратуре магарыч за твой диплом нам ничего не мешает.

Джульетта старалась не посрамить память Доры Моисеевны Нисенкер и затеяла гефилте-фиш* по ее фирменному рецепту. Процесс был хлопотным, долгим и травматичным. Сначала по паршиво уторгованной цене на Привозе был куплен большой узкомордый судак и два толстолобика. Лук, яйца и прочие немаловажные ингредиенты имелись с избытком дома. Мацу для фарша Джульетта заранее выпросила у Цили Марковны из соседнего подъезда.

Полдня она отбирала рыбную сероватую мякоть от костей. Затем занялась вычинкой шкуры. Только к вечеру съедобное чучело судака с головой, хвостом и плавниками приняло вид, приближенный к природному. Его следовало обложить овощами и специями, залить крепким бульоном и томить на медленном огне около полутора часов.

Самым трудным было выдерживание готовой рыбы на холоде. Потому что очень хотелось отведать. С целью сохранения эстетической целостности блюда для его основного предназначения баба Дора всегда готовила из остатков того же фарша тефтельки в подливке. Так сказать, на пробу.

Все это Джульетта исполнила неукоснительно. Гефилте-фиш удалась на славу, о чем красноречиво свидетельствовало чудесное таянье во рту тефтелек. Правда, у самоотверженной поварихи болела спина. К тому же, исколотые рыбьими костями пальцы болели еще неделю после того, как блюдо съели подчистую.

Прозрачным осенним утром Джульетта принесла обещанный магарыч в районную прокуратуру.

– Отъехали. У нас в городе ЧП, – сообщил услужливый дежурный.

– Тогда поставьте все это в холодильник, если можно, – попросила она и ушла восвояси.

Борис вернулся вечером домой чернее тучи. Долго отмалчивался, но потом сказал:

– Приятель твой окочурился.

– Кто? Уж не дядя Сережа ли? – догадалась Юлька.

– Он. Сердечный приступ. «Скорая» не справилась. Жаль, была не твоя смена. Ты бы откачала голыми руками. Я тебя знаю. Теперь боимся передела влияния. А передел – всегда кровь.

– Неужели он был такой важный пурец*?

– Не то слово! Есть небезосновательные предположения, что он выполнял в Одессе роль консильери, как в сицилийской мафии. Обеспечивал, так сказать, мирные договоренности между группировками.

– Значит, он был нужен?

Борис угрюмо кивнул:

– От него, пожалуй, толку было больше, чем от всей одесской милиции. Что-то мне подсказывает, что мы о нем еще услышим и не раз.

Но о дяде Сереже Юльке напомнили лишь однажды, когда к ней на Преображенской подошел несколько похудевший и похмурневший сумоист и, как тогда, безмолвно протянул небольшой пакет. Он исчез в толпе так же быстро и ловко, как появился. А Джульетта осталась с пакетом в руках, удивленная и обескураженная.