«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

Приятелей Вадик отыскал в гараже Генки Гренкина.
– Привет! К вам можно?
– К нам – нужно!
– Привет-привет! Можешь вообще остаться и пожить здесь недельку.
Сашка Горевой и Генка Гренкин находились в несколько возбуждённом состоянии, с появлением какого-то ГКЧП, впро-чем, никак не связанном. Давно замечено: человек, обуянный желанием выпить, уже не вполне трезв. Уже пребывает в со-стоянии эйфории – эйфории предвкушения. Намётанный глаз взял своё – в сумерках гаража Капитонов заметил матовое све-чение банки с прозрачной жидкостью.
Горевой выставил на низкий столик литровую посудину.
– Спирт!
– В такую жару! – Руки Вадика ощетинились мурашками. – Вы охренели?!
– Да, – смиренно согласился Гренкин.
Спирт приятелям достался путём какого-то мудрёного то-варообмена, в подробности которого Капитонова не посвятили. Но и счёт, спасибо, тоже не выставили, а пригласили «к столу» на равных.
Ещё выбираясь из подземелья, Вадик Капитонов подумы-вал, в каких красках и с какими подробностями станет расска-зывать о приключении друзьям. Из преисподней, мол, вернулся! Намерение не исчезло, но важность сообщения померкла, отступила на второй план, уступив первенство событиям в Москве.
– И что делать? Как жить теперь? – Сокрушался Вадик.
– Ничего не делать. Наливай. – Отмахнулся Горевой.
Чтобы разбавлять спирт, Гренкин принёс из дому пятилитровую флягу. Капитонов выпил тёплую от реакции жидкость, запил сразу же чистой водой и впился зубами в половинку помидора. Отдышался.
– Не знаю, как у вас, а у меня душа не на месте. Вы их по-становление слышали?
– Да-а… А ты его где слышал?
– По радио. По телику, по ЦТ-1, ни хрена нету. Какие-то балеты-оперы с лебедями крутят.
– Ну и что там, в постановлении, что ты аж трясёшься весь?
– Да там всякого… Оружие, например, сдать незаконное. И, х-хе, военную технику…
– Всё, мужики! – Гренкин хлопнул себя по ляжкам. – Отка-пываем свой танк и гоним сдавать.
– Если партия скажет: «Надо», – «Есть!» – ответит отряд «Гренада». – Колдуя над стеклянной тарой, покивал Сашка Го-ревой. – А ещё там что?
– Запрет на митинги, забастовки, демонстрации, – запаль-чиво перечислил Вадик. – И, дословно запомнил, приостановить деятельность общественных организаций, препятствующих нормализации обстановки!
– Ну и чего ты кипятишься? – Хмыкнул Горевой.
– Так это ж – «Верховья» наши! Общественная организа-ция!
– А вы чего, препятствуете этой… нормализации?
Капитонов видел, что приятели не вполне принимают его озабоченность происходящим в Москве, и распалялся от этого ещё больше.
– Так они ж так и выкрутят! Мы ж у исполкома как кость в горле! А ещё – вернуть цензуру! Вы представляете?! Единст-венное, я считаю, что ценное в перестройке этой сраной, так это отсутствие цензуры! А теперь – снова!..
Капитонов вошёл в раж. Утерев ладонью пот со лба, про-должил:
– Всё готов простить Горбатому: и голодуху эту, и банди-тизм, и интофси… тьфу, бля… интенсификацию его идиотскую! Всё прощаю за то, что я читать теперь могу то, что хочется. За то, что я Довлатова в этом году прочитал. Может, последним во всём мире.
– Ну, почему последним? – Не соглашался потерять спо-койствие Горевой. – Я так и вообще не знаю, кто это такой.
– Хорошо, займёшь за мной очередь. Я Некрасова, в кон-це концов, прочитал!
– Хм, а в школе почитать не пробовал? Про мужичка с но-готком?
– Виктора! Виктора Платоновича Некрасова! – выкрикнул Вадик и досадливо махнул рукой. – Надо Игорёхе Верхонцеву позвонить. Тот, наверное, вообще, в ауте. Он в последнее вре-мя таких стишков наваял, крепких. А теперь всё, заткнут рот, а то и вообще сплетут лапти. С них, сук, станется…
– Ну-ка, подождите. – Гренкин поднялся, вышел из гаража и пошёл через двор, к своему подъезду.
– Куда это он? – спросил Вадик.
– Да хрен его знает. Давай накатим. – Потянулся к банке Горевой.
– Может, Генка пусть вернётся?
– А мы по чуть-чуть. Тут всем хватит. Литр спирта – это сколько, если на водку перевести?
Собутыльники наморщили лбы.
– Это… это… сорок градусов – это ноль четыре. Значит, умножить… На что умножить? Или разделить?
Счёт в уме давался трудно, но увенчался результатом.
– Две с половиной! – выпалил наконец Капитонов. – Две с половиной бутылки водки!
– Два с половиной литра! – поправил его Горевой. – Это – пять бутылок, если на водку. Нор-рмально! Слушай, а ты Скорохода не видел? Я звонил – не отвечает.
– И я пробовал, тоже не дозвонился. Может, Гренкин зна-ет?
О Генке вспомнили вовремя. Тот вошёл в гараж и, усев-шись на своё место, пристроил на коленях принесённый ста-ренький приёмник «ВЭФ-Спидола». Прислушиваясь, начал кру-тит колёсико настройки. Приёмник отозвался добротным эфир-ным шипением и хрипом. Пробился вдруг и вновь пропал голос диктора.
– А ну тихо вы, – шикнул Гренкин.
Он чуть подал колёсико назад, добавил громкости.
– Что ты нашёл? Кто работает?
Гренкин всмотрелся в шкалу.
– Похоже, «Эхо Москвы».
Речь действительно шла о событиях в столице, хотя о зловещем постановлении, так взволновавшем Вадика Капито-нова, в репортаже не упоминалось. Звучали фамилии – Ельцин, Лебедь, Кобец. В нетрезвые головы впечатывалось – «антикон-ституционный переворот», «защита Белого дома», «митинг на Манежной площади»; и вроде бы знакомые, но, казалось бы, неприемлемые здесь, по эту сторону кордона слова – «хунта» и «путч».
Гренкин посмотрел на Сашку Горевого и, кивнув в сторону Капитонова, сказал:
– А Вадька-то, похоже, прав. Там – проблема.
Диктор закончил репортаж, представился – Матвей Гана-польский.
– Не слышал такого. Кто это? – удивился Капитонов, слу-шающий, в основном, местное радио у себя на кухне.
– Да это новенький у них. Недавно появился, – компетент-но пояснил Гренкин.