«Круиз по Стиксу», роман

Зачем? Черт его знает! Может, затем, чтобы сыграть Лунную сонату замурзанному Сережке и услышать, как он в восхищении воскликнет: «Класс! И я хочу играть эту песню!» И долго объяснять ему, что прежде нужно сыграть много «песен» полегче, чтобы смог сыграть эту… учиться, значит. Но после – он сможет, ему будет легко ее играть. И Сережка мужественно соглашается на гаммы и этюды, на непонятные прелюдии, чтобы потом, позже, и из-под его пальцев полилась эта завораживающая музыка… 

Кстати, Сережка завтра придет на урок, а ее не будет. И он убежит гонять мяч с другими лоботрясами и не сядет за пианино, аж пока она не придет. Как некстати она заболела! Четверть кончается, а оценки не выставила, квитанции об оплате не собрала…

Ох уж эти квитанции! Не хотят родители вовремя платить! Тянут, клянутся, что заплатят позже… и бросают, не заплатив. И не стыдно! Ей, Марине, стыдно каждый раз напоминать, как сборщику налогов! Вечно она возглавляет список педагогов, у которых долги по оплате! Вот и сейчас – заболела, и с концами, оплаты не будет: некому требовать. Значит, влетит от завуча. Возможно, и аванс не получит… А она не хочет никого принуждать! Они же сами пришли в школу, и знали, что платить придется! Ее дело – чтобы Сережка наконец-то смог сыграть эту самую сонату, а не выбивать деньги из его мамы!

…Наверно, ей  стало легче, раз она улетела мыслями в школу. Приступы удушья незаметно сошли на нет. В комнате тихо, Вовка дышит глубоко и спокойно. Она давно научилась по его дыханию определять глубину сна: если не слышно, как дышит, – значит, не спит. Значит, притворяется. Значит, надо ждать, лежать тихо, не шептаться, чтобы он покрепче уснул…

О Господи! Ну, разве это жизнь!? Пусть самая маленькая и темная комнатка, но отдельная! Свекровь вечером уходит в свою, включает телевизор и смотрит его до полуночи. Вовке там места нет. Но ему и тут нет места. Вернее, это им с Максимом нет места. Он никогда не осмелится попросить свою маму забрать ребенка. Ущемить ее хоть в чем-то. И Марина не может просить. Ее мать, наверное, помогла бы. Но то – ее мать. Теща. Максим никогда не согласится жить с тещей. Разве ему здесь плохо? Он дома, с мамой. А за все в ответе она, Марина. Что бы ни случилось в доме – ее вина. А Максим – всегда прав. Его нужно беречь. Он и так обижен судьбой: его профессия не востребована. Ему нет места нигде. Да и с женой не повезло: вон дружок его женился на дочери какого-то шишки, так он на плаву – тесть нашел теплое местечко. А что может Максимов тесть? Даже деньгами помочь не может… И не захочет…

Марина перебралась в постель. Рыжий Филька тотчас же прыгнул в кресло, точно ждал, когда же она его освободит. И тут она заняла чужое место!

Наутро пришлось вызвать врача.

 Сердитая взъерошенная женщина пришла только к вечеру. Услышав, что Марина ночью задыхалась, вынесла приговор: астма.

- У вас аллергия на котов! – сердито сказала она, покосившись на  Фильку. Тот, будто издеваясь, потянулся, нагло смерил гостью взглядом, потерся об угол старенького дивана, оставив там клок шерсти (линяет к весне, подлец!), и гордо прошествовал мимо нее на кухню, задрав хвост. Марина поняла, что докторша котов не любит, но попыталась объяснить, что  Филька у них два года, а удушье началось только вчера ночью.

- Вам повезло, что только вчера! Это могло случиться и раньше! – и выписала направление в больницу.

Марина приуныла: туда ей не хотелось. Да и кому в здравом уме хотелось бы?! Но ей ничего не назначили – в надежде, что в стационаре разберутся. Марина решила подождать.

Но ночью ей опять стало до того мерзко, что она просидела в кресле до рассвета, и наутро решилась.

Максим ушел на сутки дежурить, Вовка побежал гулять, свекровь уселась перед телевизором.

Марина собрала вещи, которые необходимо было взять с собой, но узел получился огромный. Она поняла, что не дотащит его сама. Черт знает что, и постель нужна, и тапочки, и чашка! Она устала, пока собиралась. Мерзкий приступ опять пережал горло, воздуха не хватало.

- Идешь? – спросила свекровь. – И ничего с собой не берешь?

- Может, меня отпустят домой на ночь, – соврала Марина. – Зачем таскать вещи? Но если не отпустят – пусть Макс привезет, ладно? Я позвоню оттуда.

- Максим усталый придет с ночи. Ему только по больницам бегать! Бери сразу, оставишь там в случае чего.

Марина, едва сдерживая слезы, выбросила половину вещей. Обойдется и без одеяла. И халат теплый слишком тяжел. Тонкий шелковый не в пример легче.

Сумка уменьшилась втрое. Если надо рассчитывать только на себя – так и сделаем. Значит, у нее никого нет. Так и запишем.

Что может быть тоскливее приемных покоев?

    – Меня по ошибке направили, – сказала Марина важной крашеной блондинке неопределенных лет, изучавшей ее направление. – У меня обычная простуда, я всегда выздоравливала дома. Я сейчас уже хорошо себя чувствую.

Дама в белом халате оторвалась от бумаг и сердито посмотрела на Марину.

- Как это – по ошибке? У вас астма, астма! Вам лечиться надо! Вы что, думаете, врачи ничего не понимают?

Марина вздрогнула от этого пронзительного голоса.

«Ерунда, – подумала она.  – Она меня даже не послушала. Откуда она знает? Это на участке не захотели оставлять непонятную больную и спровадили в больницу. Это все пройдет. Главное – не паниковать».

- Сдавайте одежду и идите в отделение.

- Может, на дневной стационар? Зачем мне тут ночевать? Я бы утром приехала… Вы назначьте лечение и отпустите.

- Женщина! Что вы спорите? Мы, наверное, лучше знаем! С этими астматиками хлопот не оберешься! А если ночью вам станет плохо?

«Я не астматик!» – хотелось крикнуть Марине, но она покорно  пошла за сестрой.