«О кино, поэзии и драме», эссе

Елисаветград: конец ХIХ – начало ХХ века… Новые здания, в стиле модерн. Небольшие. Стильные и уютные. По проектам петербургских молодых архитекторов. Корпуса завода, возведенные англичанином Эльворти, с мощными цехами по производству плугов и сеялок. Особняки сахарного магната Бродского. Новая интеллигенция. Нейгаузы, Чикаленки, Тарковские, Фальцы, Михалевичи, Винниченки, Олеши, Тобилевичи, Таммы. Хмельное дыхание цивилизации. Здесь пульсировала мысль, здесь не хотели долго ждать и надеяться на перемены. Тут хотели действовать. И были основаны кружки, аматорские группы – говорили, спорили, творили…
”…Брати Тобілевічі з сестрою Марією, лікар Михалевич й історик Володимир Ястребов, майбутній господарник і меценат Євген Чикаленко, Софія Русова і сіроокий ідеаліст Олександр Тарковський... Це, власне, те коло, без якого неможливо уявити Івана Тобілевича, його особистість...”
Владимир Панченко

Так что вершилась и цвела среди знойных степей жизнь сочная, насыщенная, яркая. И рождались таланты. И люди ощущали себя не только членами тесного семейного круга, а и героями интересно развернутой жизненной драмы.
Иван Тобилевич родился в селе Арсеньевка на Елисаветградщине. Служил секретарем Елисаветградской городской полиции, был обывателем, отцом большого семейства. Спускался в хромовых сапогах вниз по серой брусчатке. Большой Перспективной улицы, до самого Ингула, а потом, оставив в стороне говорливый базар и перейдя через каменный мост, стряхивал серую пыль с сапог об пышные развесистые бурьяны, прячась в роскошный тенек Греческой церкви. Точно так же, как и все остальные, кто жил здесь и изнемогал от зноя. Но в том то и дело, что не как все.
„Кожен, хто знайомився з історією українського театру ХХ століття, задумувався, мабуть, над феноменом роду Тобілевичів – не так часто траплялося, щоб в одному сімейному гнізді виколисалося аж чотири яскравих і дужих таланти. Чотири зірки національної культури. Згадаймо їх у тій послідовності, в якій народжувала дітей дружина поміщицького управителя Карпа Тобілевича – Євдокія Зіновіївна: Іван, син-первісток, якого слов’янський світ знатиме згодом як драматурга Тобілевича і актора Карпенко-Карого; Марія – вона ж славетна артистка із золотим голосом Садовська-Барілотті; Микола і Панас, які залишаться в пам’яті українців як Микола Садовський і Панас Саксаганський, неперевершені майстри сцени”.
Владимир Панченко

Да, здесь подхватил вольный степной ветер молодые отчаянные души и понес навстречу новому, неизведанному, пьянящему. Туда, где можно каждому показать, на что кто способен. Послужить родному краю. Просветлить и развеселить. Разбудить достоинство, пропеть о любви.
А театр в Кировограде тот же. Построенный еще до революции. В уютном месте, около парка и бывшей гимназии… Сколько же здесь отгремело ярких спектаклей, отзвучало золотых голосов, вылилось чистосердечных, светлых слез.

Но тяжело становился на ноги украинский профессиональный театр. В огромной и могучей Российской империи. Что так любила и лелеяла своих и притесняла инородных. А Иван всё же хотел о своем. Родном. Понятном и любимом с детства. Все понимали… Обо всем знали…

„...Відділення українського театру від московського дуже дорого йому обійшлося. Власне, довелося весь терен культури українського театру відступити московському театру, а створення українського театру починати майже спочатку... Довелося замкнутися в тісних рамках побутового простонародного театру, бо інші, непобутові твори стали власністю московського театру, а українських, інакше як побутових та інколи історично-побутових, виставляти було не вільно. Тому вмілість акторів обмежилася до мелодраматично-побутових тонів і засобів гри, а модерні течії європейської театральної вмілості не знаходили доступу до українського театру... В цей час московський театр закріпив свої позиції на Україні, став театром поступовим, театром нових течій у мистецтві, а відокремлений український театр зійшов на роль театру обмеженого, провінційного народно-побутового”.
Дмитро Антонович

Ситуация еще до недавнего очень знакомая. Когда малодушная власть опять дала «зеленую улицу» российской щедропроплаченной экспансии, оставив своей творческой элите – заниматься только чем-то мелким, неярким, неинтересным. Не финансируя живую культуру. Не заботясь о ней. Всё свежее и талантливое снова долгие годы не имело доступа ни к печати, ни к эфиру, ни к зрителю. Не оценивалось. Не разбиралось профессиональной критикой.
А в конце ХІХ века невзирая на все запреты здесь ярко звучало украинское слово. Лились рекою украинские песни и герои поставленных пьес были похожи на жителей Завадовки или Неопалимовки, которые землю свою, свой родной чернозем любили не менше мечтательного и обманутого шарлатанами Герасима Калитки из пьесы «Сто тысяч».
Падал зной. Опускался тихий ласковый вечер. Собирались актеры, музыканты. Доставались костюмы, грим. Расставлялись декорации. Занимал свое место суфлер. Гаснул свет в зале…