«Улица Розье», повесть

- Хотелось, - шутливо говорит Баська, но при этом её глаза улыбаются. - Я даже однажды решила подцепить в ресторане америкоса, ради хохмы, но он оказался по другой части...

- Тебе не повезло, - я рад, но стараюсь не показать своей радости. - К порогу порока следует готовиться основательно.

А потом мы пьём чай и я уговариваю Баську пройтись по улице Розье, понимая, что она устала, но мне хочется как можно больше впитать в себя улицу, которая мне не давала забыть себя в Одессе. Я не помню многих улиц Москвы, С.-Петербурга, Хабаровска, Владивостока, Уссурийска, Тирасполя, но эту улицу, где со своей семьёй жил мой прадедушка Клигман, у которого родилась дочь Рахиль, ставшая моей бабушкой, я вроде бы запомнил, но кое-что, объясняю я Баське, надлежит проверить. И она сдаётся на мои просьбы. Под музыку Равеля.

И мы идём по этой гордой и несчастной улице. Маленькой и длинной одновременно. Печальной и весёлой. Уже середина ночи, но улица живёт. Миниатюрные японки щёлкают фотоаппаратами. Американские студенты поют песенку про сапожника Менделе, который сшил сапоги для короля, а король их подарил нью-йоркскому музею и теперь они там под стеклом и усиленной охраной, ведь они стоят много баксов по той простой причине, что подошвы этих сапог унизаны золотыми монетами с профилем другого короля - врага заказчика.

Поздняя ночь, но светло, как днём. Баська мне рассказывает, что на улице Розье часто звенели выбитые стёкла. Не подумай, говорит Баська, что и сейчас звенят выбитые стёкла. Это было при моих дедушке и бабушке, во время войны, а потом всё успокоилось и антисемиты к нам стали ходить на экскурсии.

 Я представляю себе антисемита в образе злой овчарки, и пасть у этой овчарки огромная, и она злобно лает и вытягивается по струнке при виде своего собачьего фюрера. И тут я не выдерживаю и доверяю Баське рассказ о моём соседе-антисемите Г. Г., работавшем в обкоме партии большевиков ленинцев-брежневцев, но не терпевшем евреев, хоть он и был самым большим интернационалистом и крепил дружбу всех прочих народов. Г. Г. даже распорядился повесить на своём кабинете объявление: "Вход евреям воспрещён", но мудрая секретарша его отговорила. Худшим наказанием для Г. Г. было, когда в кабинет входили Абрамовичи или Рабиновичи; у него начинался сильнейший насморк и он затыкал нос платком, да так сильно, что незаметно нос стал расти и до таких размеров, что Г. Г. вызвал к себе наиглавнейший обкомовский генерал-секретарь и спросил:

- Каким образом ты, товарищ Г. Г., при твоём огромном партийном стаже, приобрёл жидовскую носяру?

- Никак нет, - бойко ответствовал Г. Г.,- моя носяра славянского роду-племени.

- А давно ли, - пророкотал грозный голос, - ты, дорогой соратник по строительству светлого будущего, смотрелся в зеркало?

- Утром, - пролепетал Г. Г., - когда брился.

- Нет, - жестко сделал вывод генерал-секретарь, - делай пластическую операцию или идти тебе следует по профсоюзной линии, крепить связь той линии с нашей линией...

Пластическую операцию Г. Г. делать не стал, в профсоюзные лидеры не пошёл, а ушёл на пенсию, но хуже всего, что все евреи Молдаванки теперь Г. Г. признавали за своего, а он от злости так скрипел зубами, что вскоре они все у него выпали. Но ещё хуже произошёл с ним случай, когда он взял в районной библиотеке собрание сочинений Шолом-Алейхема и до того опустился, что стал его читать своим внукам, приговаривая при этом: "Тогда жиды были другими..."

Баська жалеет меня: "С такими соседями тебе приходится жить? А почему ты не снимешь другую квартиру?". Полное непонимание жизни в бывшей Совдепии. Мы часа два проводим на ночной улице Розье и, вернувшись к себе домой, Баська даёт мне постельные принадлежности, а сама стремительно бежит в свою комнату, и я понимаю, что на кровати она засыпает, не успев раздеться.

3

 На следующий день Баська приглашает к себе Николая Дронникова и Сержа Канторовича. На Серже новенький костюм, а Николай в видавшем виды пиджачке и с неизменной своей папочкой, где лежат карандаши и листы.

Баська спрашивает, что они хотят на ужин? А они пробуют отказаться, не зная, что сделать это невозможно: Баська считает, что планы никогда менять не следует. А она решила накормить гостей борщом и огромным тортом. Борщ варил я и совсем не уверен, что делал это правильно, потому что книгу по кулинарии оставил дома. А вот баськин торт явно для роты солдат, но пахнет замечательно, лично у меня слюнки текут, но я в этом не признаюсь.