«Второй шанс», повесть

Вместе с ранчо ему досталась допотопная винтовка с тремя патронами. Поэтому он часто прицеливался, но никогда не стрелял. Геннадий прицелился в игуану. Та повела по кругу одним глазом и не шелохнулась. Геннадий встал – все заскрипело вокруг – прошел в полутемную внутренность дома и вышел оттуда уже не один, а с бутылкой хорошего виски.

Он помнил, что должен сделать что-то, но не помнил, что именно. Эта чертова Австралия буквально выдувала мысли из головы. А! Нет…  А-а-а… Ну конечно…

Геннадий запряг автомобиль – и уже через четверть часа отправлял пятнадцать тысяч долларов бывшим однокурсникам в дождливую Москву.

***

Вероника бежала единственно верным маршрутом – не то чтобы между луж, а по отмелям луж, как вдруг ее зонт уткнулся в чью-то грудь. Вероника качнулась вправо, чтобы обойти грудь, — та тоже качнулась вправо. Тогда Вероника подняла зонт и посмотрела на лицо над грудью. С лица стекали струйки воды, и даже волосы по обеим  его сторонам сложились в форму струек.

—  А, это ты, — сказала Вероника. – Слушай, давай поговорим в метро.

Тогда человек освободил перспективу и пошел рядом с Вероникой. Покосившись, Вероника заметила, что ее спутник шагает, не разбирая дороги, и его ботинки то и дело целиком уходят под воду. Веронику передернуло. Так они дошли до метро и оказались под крышей. Тут стояла толпа не решающихся выйти под дождь. Они прошли дальше, вниз, в переход.

Вероника сложила зонт. Игорь стоял перед ней – мокрый, несуразный, несчастный, в свитере, не годном ни для дождя, ни вообще для лета. И все равно непомерно красивый – хоть сейчас в сериал. Как-то неприлично даже красивый. Люди обоих полов оборачивались на него.

—  Ну что? – сказала Вероника. – Говори, я спешу.

—  К нему?

—  К нему.

Игорь закрыл глаза. Его великолепные ресницы спустились до середин щек.

—  Но почему? – простонал он с глухой мольбой.

—  Это ко мне вопрос или в сторону?

Игорь открыл глаза и как-то приосанился.

—  Я тебя люблю, — сказал он полнозвучно. – Хочешь, я крикну на весь переход, что я тебя люблю?

—  Нет, — действительно испугалась Вероника, — прошу тебя, не надо.

—  Хочешь, я его убью?

Вероника подняла бровь.

—  Дай подумать. Он, стало быть, помрет, ты ляжешь в психушку пожизненно, я найду себе нормального мужика. Еще не поздно родить. Жалко только твою маму и его маму.

—  Его не жалко?

Веронику посетила серьезная мысль – а ведь его не жалко.

—  В общем, — сказала она, — мероприятие отменяется. Ты любишь меня, я, как дура, люблю его, он никого не любит. Даже себя и то не любит.  Других новостей у нас нет. Пока. Я поехала.

На эскалаторе Вероника прокрутила в памяти собственную фразу, описывающую их нехитрые отношения. Зачем она сказала как дура. То есть, конечно, она дура, что любит этого идиота. Но зачем было говорить это Игорю? Врожденная кокетливость. Вот дура, действительно…

Потом (эскалатор был длинный) Веронику посетила мысль – а ну как впрямь убьет? Ее затрясло. Она как могла уняла дрожь, затравленно глядя по сторонам. Пассажирам, недавним и грядущим, было, извините, совершенно безразлично, дрожит Вероника или нет. Хоть светись она фиолетовым светом. Разве что одна школьница пихнула другую локтем в бок, та взглянула и сказала прикольно. И обе заулыбались.  Так Вероника доставила небольшую радость людям, специально к этому не стремясь.