«Янтарная комната», окончание романа

3
Толик узнал её не сразу. Подумал сначала: странная девушка, не здешняя. И причёска, и взгляд, и вся её поза – бочком на скамейке – не здешняя. А потом, когда она поднялась и, придерживаясь за спинку скамейки, пересела с освещённой половины в тень, – вспомнил, где видел её. Она и сейчас была слегка под градусом: шла неуверенно, села неуверенно – едва не угодила мимо сиденья. Но так, в сидячем положении, никогда не скажешь… Не то что в тот раз. Они с Петром Фёдоровичем тогда еле подняли её с мостовой. Ставят, ставят – а у неё ноги разъезжаются. Пожалели, отвели по адресу, подальше от греха. Та, вторая, беленькая, на ногах держалась нормально, но молола чёрт знает что! Пётр Фёдорович ещё сказал потом: "Господи! Ничего нет хуже, чем пьяная женщина!"
Между прочим, одета она была – он тогда обратил внимание – вполне прилично. Только вымокла до нитки. А сейчас сидела вообще нарядная. Всё с иголочки, чистенько, аккуратненько… В светлых джинсах и блузе из тонкой белой ткани в белую же клетку. Широкие рукава блузы закатаны выше локтя. То ли это фасон такой, то ли просто блуза была на неё сильно велика – но выглядело оно… забавно. Будто ребёнка нарядили во взрослую одёжку. 
У него пива оставалось еще почти полкружки. Но почему-то вдруг захотелось подойти к ней, напомнить о себе. Толик уже готов был оставить пиво на стойке, но передумал всё же и допил его нехотя, залпом. Стеклянная дверь грохнула за его спиной. Он как-то очень остро почувствовал запах улицы. Асфальт. Море. Цветущие липы…
Толик пошёл напрямик к скверику, любуясь на ходу своей ровной, чёткой походкой. Да! Мужчина – совсем, совсем другое дело! Если бы эта залётная птичка-синичка выпила за сегодняшний день столько же, сколько он, Толик, – уже лежала бы без сознания под лавкой. А может, и вообще в больницу бы попала…
Нет, надо завязывать!

Чем ближе он подходил к библиотеке – тем меньше понимал, зачем идёт. И что собирается сказать этой женщине. Вблизи она не казалась такой уж молодой. Но была в ней какая-то… детская доступность.
– Можно здесь присесть? – спросил он, тщательно следя за звучанием своего голоса.
– Конечно, – вскинулась она и подалась зачем-то ближе к краю скамейки, хотя скамейка была длинная и совсем пустая. 
На секунду замешкавшись, Толик сел точно посередине. Зачем-то стал разворачивать свёрнутую в трубку газету, но испугался: как бы она не заметила, что это всего лишь телевизионная программа. Похлопывая себя газетой по коленке, он стал смотреть вдаль, туда же, куда и она.
– Хороший скверик… – решился он наконец. – И липа так хорошо пахнет… Я вижу, вы меня не узнаёте…
Длинные тонкие бровки удивлённо приподнялись, а странные глаза сузились, будто она вглядывалась вдаль.
– Извините… Что-то не-е…
– Помните – весной, на улице Собинова. Вы там с подружкой… Ну… Вы там споткнулись на мостовой. Мы с другом помогли. Ещё проводили вас по адресу. Дождь шёл сильный.
– Ой! Так это были вы! Вы нас тогда просто спасли! Извините, я вас действительно не узнала. У меня с глазами проблемы…
– Надо к врачу сходить! Подберут вам очки...

У неё вырвался короткий добродушный смешок, чем-то напоминающий крик чайки. В её смехе, как и в большой белой блузе, было что-то свободное и одновременно ранящее. Всё это почему-то хотелось приютить, обогреть, обустроить. Толик не придумал ничего лучше и продолжил – так, по-свойски:
– Не надо запускать. Тем более вам в очках, по-моему, будет красиво. – И вдруг неожиданно для себя добавил, вроде как на правах старого знакомого: – Может, зайдём в бар, посидим?
Она опять чуть улыбнулась, причём без обиды.
– Вы извините, пожалуйста, если я ошибаюсь… Но, по-моему, вы решили, что я… не совсем трезвая…
Толик страшно покраснел, забормотал невнятно, стал просить прощения.
– Да ничего-ничего! – заторопилась она. – Я привыкла. Это у меня заболевание такое. Как обострение – так мужчины на улицах сразу начинают останавливать. Давай, мол, на троих сообразим…
– Нет-нет! – засуетился Толик. – Я так… Хотел… кофе, сок, что-нибудь... Пирожное… Честное слово, я не заметил, что у вас там со здоровьем…
– Конечно, конечно!

Толик видел, что она старается успокоить его. Хотя прекрасно понимает, как именно всё было. Но вместо того, чтобы сменить тему, он спросил зачем-то:
– А заболевание это – оно как-то вылечивается?
– Нет, – ответила она, подав вперёд головку, будто вынужденная разочаровать ребёнка. – Нет, не вылечивается. И даже ухудшается понемножку.
– А в чём оно заключается? По ногам бьёт, что ли?
– Бьёт, куда хочет. И по ногам. И по глазам. Причём никакие очки не помогают – вот что жалко.
– Плохо, – вздохнул Толик. И вдруг добавил: – А вы не отчаивайтесь. Наука теперь быстро развивается. Каждый день что-то новое открывают. Сегодня не лечат, а завтра могут изобрести новое лекарство. Или операцию. Не надо думать, что раз уж вы заболели – так и жизнь закончилась. Вы женщина интересная… Да-да, я точно говорю! Очень интересная! Найдётся человек, который не посмотрит… Знаете… Иногда, говорят, от замужества и здоровье поправляется…
– Ну, не в этом случае… – снова рассмеялась она своим странным смехом. – И замужем я уже… побывала. Хватит пока. Ну, ладно. Мне пора.
Она поднялась и потащила по скамейке тяжёлую сумку с книгами.
– Вы в библиотеку, – догадался он.
– Да, – ответила она, больше не оглядываясь.