«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

«…К игре подтянулись многие, но так случилось, что в за-ключительной схватке сошлись Войнаровский с Румянцевым. Оба ещё помнили утреннее происшествие, что добавляло игро-кам особого азарта. Играли в «фараон», один на один, больших ставок сначала не делали – царский указ запрещал проигры-вать больше рубля, равно как и ставить на кон оружие и обмун-дирование.
Фортуна, как бы затягивая интригу, благоволила то одно-му, то другому игроку. В конце концов страсть взяла верх над законопослушанием, и ставки увеличились. Кто вспоминает в азарте о них, о державных запретах? Когда на кону уже побле-скивали шесть ефимков и Румянцеву предстояло показать ос-тавшуюся карту, прозвучала тревога. Опрокидывая лавки и столы, подхватив оружие, офицеры бросились к выходу из палатки…
Возможно, Андрей никогда и не вспомнил бы о том случае, но история имела продолжение.
…Из салона графини Авроры Кенигсмарк Войнаровский вышел в распрекраснейшем настроении. Давний, начавшийся ещё в студенческие годы роман заиграл ожившими красками, разгорался с новой силой, окрыляя чувства молодого шляхтича, наполняя душу дерзновенными надеждами и предвкушениями.
Открыв в Гамбурге модный салон, графиня сумела завое-вать внимание европейского бомонда, собирая у себя людей богатых, успешных и влиятельных. В ганзейском свободном городе Гамбурге звучали все европейские языки и диалекты. Сюда съезжались венценосные особы и приближённые к ним светские львицы и львы. Здесь располагались многочисленные дипломатические представительства. Кишел город резидентами государственных разведок и шпионами рангом пониже.
Не пожелав стать правителем в изгнании, Андрей Война-ровский отказался от гетманской булавы в 1710 году и жил те-перь жизнью политэмигранта, не ограниченного в средствах и передвижениях.
Северная война близилась к завершению, Российское го-сударство расширяло границы и наращивало военную мощь, что не могло не беспокоить как её врагов, так и союзников. Анг-лийская эскадра адмирала Нориса вошла в Балтийское море, а дипломат Матесон делился в Гамбурге с Войнаровским обеспокоенностью правительства Великобритании российской экспансией на запад. Впрочем, вполне возможно, что дипломата интересовало несметное богатство, унаследованное гетманским племянником, а не его сомнительный авторитет на Украине, где вот уже шесть лет достаточно крепко сжимал булаву Иван Скоропадский.
Так или иначе, но Андрею нравилось встречаться с Мате-соном в салоне графини Кенигсмарк, обсуждать вопросы меж-дународной политики и производить впечатление человека ав-торитетного и рассудительного не столько на английскую ди-пломатию, сколько на хозяйку салона.
Вот и в тот день, 11 октября 1716 года, отобедав в салоне с Матесоном и заручившись договоренностью с Авророй о ро-мантическом свидании, Андрей Войнаровский вышел на улицу в чудном расположении духа. Но до своего фиакра дойти не успел – два рослых незнакомца крепко схватили его за руки и поволокли к карете с плотно зашторенными окнами.
Его усадили, крепко сдавив плечами, напротив человека в надвинутой на глаза шляпе. Карета тронулась.
– Честь имею представиться. Капитан лейб-гвардии Пре-ображенского полка Александр Румянцев. – Сидящий напротив двумя пальцами толкнул треуголку вверх и подмигнул Андрею. – Добегался, казачонок?
– Да по какому праву?..
– По праву, данному мне его государевым величеством, – отчеканил Сашка и тут же ухмыльнулся. – А ещё... – Стряхнув перчатку, он сунул руку под плащ. – Дама у меня осталась.
– Поздравляю! Кто счастливица? И чем я заслужил такие откровения?
Капитан иронию пленника оценил, но продолжил:
– Дама, говорю, червонная на руках тогда оставалась. Проиграл я. Так что соблаговоли получить.
На разжатой Сашкиной ладони Войнаровский увидел три талера.
– На кону тогда шесть стояло, – сказал он, понимая всю несуразность затеянного разговора.
– Так про то у каптенармуса спросить надобно. Как тревогу сыграли, ставка на столе осталась. Куда делась, не ведаю. Я проиграл три – получи. Дело чести.
Машинально взяв деньги, Андрей спросил:
– Так за этим меня сгребли на улице? Долг вернуть? Куда едем?
– В тюрьму, казачонок, в тюрьму.
– Брешешь, москаль! – Оживился Войнаровский. – Гамбург – город вольный, в тюрьме нас и на порог не пустят. А назавтра большой скандал выйдет. Коротки у тебя руки, москаль.
– Так Гамбургская тюрьма и ни при чём здесь. В россий-ское представительство едем, там у нас своё узилище обу-строено. Где Россия – там и тюрьма. Понимать надо».

«Вот так жопа! – крякнул Вадик Капитонов. – Надо же, так мужика обломали!» Он вскочил с дивана, нашёл заначенную сигарету. Хотел позвонить Дубинскому, спросить, почему имен-но эти два отрывка оставил им для прочтения Бахров, но пере-думал. «Ладно, сами разберёмся, – и снова хмыкнул: – Как же не повезло пацану! Всё ведь имел: деньги, известность, любовь – и на тебе!»