«Fidelitas», рассказ

            А потом однажды утром, в девять тридцать, когда еще не был закончен обход, двери их отделения распахнулись и в коридор с грохотом вкатились носилки.

            — У нас ЧП. Девушка повесилась.

            Скороговорка врача «скорой помощи» едва доносится до него, но он знает и без его полупанических объяснений: сегодня в их отделение привезли самоубийцу.

Что было сил, отрекаясь от вспыхнувшей вдруг внутри него радости, он побежал к носилкам. Над ней уже стояли старший ординатор, заведующий отделением, и до самых дверей тянулся шлейф из ее родственников: беззвучно рыдающего мужа, остолбеневшей сестры и кого-то еще из страдающих, а быть может, и несколько возбужденных горем их близких. Хлопали двери, входили заведующие других отделений. Кома, шейные позвонки остались целы, кровообращение нарушено — все эти слова и скорые диагнозы он почти не слышал. Главным для него стало ее тело, безразлично оголившийся живот, рванувшийся вверх из-под него пучок жестких черных волос, начавшая чахнуть грудь. Лицо ее он не смог разглядеть: она как будто отвернулась, словно хотела сказать, что ей все равно, что меньше всего ее интересует то, что происходит вокруг, и что просит оставить ее в покое. Он видел набрякшую фиолетовую полосу вокруг ее шеи, видел обессиленные, слегка согнутые в коленях ноги, далеко в сторону отброшенную кисть левой руки. Оглядываясь, он видел за своей спиной безумие ее мужа, недоумение близких — они все еще толпились за носилками, и их не сразу удалось вытеснить за дверь. Но все это он видел лишь мельком, снова и снова обращаясь к ней, всматриваясь в каждый изгиб ее тела, в ее матово-розовый замерший живот, в излом непослушной руки, в беспорядочные складки ее одежды. Он пытался угадать и ее запах, и то, как раньше проходила по ней судорога наслаждения.

— Шансы есть. Мы сделаем все возможное. Через десять минут вам дадут список лекарств, вы подойдете в аптеку напротив. Пока подождите, пожалуйста, за дверью, — говорил заведующий отделением ее мужу.

            — Девочка хорошо ударила по семейному бюджету, — усмехнувшись, прошептал старый врач из приемного отделения. — Этот список будет большим, вот увидишь.

            Он не удивился его злорадству: за три месяца работы в больнице он привык к этому мизантропу. Он только поморщился оттого, что эти слова оторвали его от мыслей, в которых он уже едва ли не слился с ней в последнем, надтелесном союзе.

            Он едва помнил дорогу назад. Мокрое шоссе было пустынно, степь пряталась от него за дымкой дождя, в городе мокрый снег ложился на еще не успевшие облететь листья тополей и платанов, на зеленые, недавно подстриженные лужайки перед их домом. И здесь, впервые за четыре недели, от вида их незамысловатого дворового уюта, от воспоминаний о законченнойтаки, вырванной у конкурентов сделки, от мысли о скором пополнении его банковского счета к нему медленно приходило успокоение.

Она встретила его как-то устало и почти равнодушно, и по хорошо знакомой ему апатии, по безвольно повисшей руке на спинке стула, по припухшим векам и убегавшим от него глазам он догадался, что она не сдержалась.

Из спальни выбежал щенок-колли.

            — Не хотела тебе говорить по телефону, но твой Джек исчез. Почувствовал где-то рядом сучку и обо всем забыл. Звать его было бесполезно. Это было недели две назад. Может быть, еще вернется. А этот красавец прибился к нашему подъезду. День поскулил, и я решила его взять к нам. Чтобы тебе не было так грустно.

            Два года назад они случайно забрели на рынок животных и не смогли уйти оттуда без мокрого, скулящего щенка ирландского сеттера. Сначала она любила его, но потом Джек для нее отошел в область несокрушимого безразличия, куда рано или поздно уходили все ее увлечения и порывы. Он же по-настоящему привязался к ярко-рыжему поджарому псу.  Джек был беспокоен, казалось, он постоянно ждал чего-то, что-то часто волновало его.И он пытался угадать причину его тревоги, когда Джек, выбегая во двор, подолгу внюхивался в заурядный городской воздух, невольно замирая в стойке.

            — Ему открыты какие-то тайны, — говорил он, но она спешила отмахнуться от его предположений: