«Казак», рассказ

А к сентябрю взялась выполнять обещанное. Присмотрела не абы кого – двоюродную сестренку прославленного на всю страну героя Якова Балахонова, Душку.

        – Так, мол, и так, ваш товар, наш купец, отдавай, станишник, девку.

        – Дак ить – это как она схочеть, – ответствовал Андрей Редько.

        – За энтого… вашего? – задохнулась миловидная, с глазами Рязанской Богоматери Душка. – Да ни в жисть!

        …А назавтра пропала девка, как в воду сигнула. И Егор туда же. Два дня искали всем миром, а на третий сама пришла:

        – Отдавай, отец, за Егора. Согласная я.

        Андрей дочерю свою младшую любил, нрава был кроткого.

        – Как знаешь, – только и сказал.

        – Пальцем он меня не тронул, – объяснила Душка. – Только на самый Джангур на руках вынес!

        – А-а! – понял Андрей.

        …Любил Егор сенокосы. Солнце на степи белым-белое, воздух звенит тишиной и кузнечиками, а запах – пьешь, не напьешься – мед второй гонки! Плохо ли?! А над Джангуром в раскаленном бесцветном небе парит орел, высматривая в невообразимом разноцветье трав необходимую добычу. Иногда опускается орел к самому шалашу, и тогда Егору сдается, что взгляды их встречаются, и он видит в холодных глазах царь-птицы ненависть и презрение и… страх.

        – Силу-то чует! – думает Егор, довольный собой.

А на соседнем покосе: тук-тук-тук!– заспешил молоток; вжить-вжить! – ответил ему оселок. Хорошо! Жизнь сплыла – не заметил.

         А тут – все не так Егору. Злобным стал, вредным до невыносимости и по-бабьи плаксивым. Началось это ранней мартовской весною посреди слякотного дня. Надумал обрезать ветку на старой, почти усохшей груше. Стремянку приволок. Бабку позвал: «Держи!» Залез.

        – А, чтоб тебе черти! – ножовку забыл. Беги, бабка!

Побежала. Стремянка следом за ней.       Еле успел схватиться за ветку. Повис.

– Бабка! Подай стремянку!

– Да куды ж я ее подам? Она в два раза меня тяжельше! Попробовала – не сдвинет.

 – Уйди, бабка! – страшным голосом прокричал Егор. – Падать буду!

И упал. Лучше бы не падал. Житья от него не стало. Ни Душке, ни сыну со снохой, живущим на одном плану в конце огорода. По сто раз на дню жалуется: «Кулыша болить. И вязы тянеть».

В другой раз понес на баз воды скотине – нет его.

– Дедушка! – кличет бабка Душка. – Исть иди!

Нету Егора. Пошла на баз: лежит, руки на груди скрестил, стонет – на лбу шишка: забыл наклониться. Добавил родным заботы – еще месяц плакался.

В июне пасеку вывозить на степь, балаган ставить, а его не сдвинешь. Сын испсиховался весь, пока осилил, но выпер.

По чести сказать, отношения у них – не приведи Господь.

И здоровается сын, пить-есть везет на степь каждый день, а отцом не зовет. Сам Егор и виноват в этом, но вины не признает решительно. Дело прошлое, но было же. И не раз. Ну, да ладно.

         К вершине июня старшая внучка с семьей прикатила. Муж ее сразу на покос: