«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Светлана Заготова

Если это и была шутка, то грустная. Но Марик не загрустил. Наоборот, оттолкнувшись от грусти, он соскользнул в совершенно иное пространство.   Появилось творческое возбуждение, предшествовавшее новым идеям и планам. А если копнуть глубже, то виной всему был собственный подсознательный страх перед старостью и смертью. Убежать от страха можно только в другой вид страха. И бежать туда нужно как можно веселее. Так он решил. Мотивация навестить родственников отступила на второй план, заместившись новой, помноженной на интерес ученого, бывшего поэта и бывшего молодого человека.

 

— Прекрасно выглядишь, Каринка, — весело загрохотал Марик.

— Ну да, конечно. Хочешь сказать — узнать можно. 

— Да ладно, не прибедняйся.

— А ты тут, следует понимать, не случайно?

— Все неслучайное случайно и наоборот. Да какое это имеет значение. Давай веди меня к Председателю.

— Естественно. Только я войду первая, чтоб они там все в обморок не попадали.

— Как скажешь.

 

Таксон… А сестрица моя нечаянно сделала любопытное заключение. Это, по крайней мере, не скучно, — подумал Марик.

Еще до отъезда он встряхнул сознание и ввел туда как новый таксон сообщество советских деятелей искусства, не сумевших адаптироваться к новым условиям жизни по разным причинам.
Пробуем играть по правилам. 

Характеристика таксона.

Диагноз и его существенные признаки: желание писать (читай, графомания, в отдельных случаях в хорошем смысле этого слова). Тоска (ностальгия) по советскому прошлому. Душевное одиночество. Жажда почитания, славы (неудовлетворенная гордыня, как определили бы священники).  

Ранг: Homo возможно sapiens.

Объем: О, объем примазавшихся огромен.

Является ли это сообщество культурным артефактом?.. Ответ не найден.

 

В советское время многие провинциальные деятели искусств с амбициями чувствовали себя мессиями. Тогда слово «звезда» имело строго астрономическое значение. Но если наполнить его энергией нынешнего времени, то да — это были звезды, хоть и местного масштаба с тусклым светом, удаленным от центра на неизмеримое расстояние. Писателей почитали, но не читали. О музыкантах слышали, но не слушали. Художников знали, но не узнавали. Лишь этот таинственный звездный свет…

В девяностые он для многих погас. Не осталось даже тусклого свечения, предполагающего наличие самой звезды. На ее месте остались только следы — белые пятна молочного тумана. Звезда погасла, тело обмякло, зрение притупилось. Человек ничего не понял. Он даже не заметил, что свет от него уже не идет. А как заметить? Одну страну потерял, другую не приобрел, а в нем самом никаких перемен. Изменилось только пространство. Оно, как черная дыра, стало втягивать в себя атрибуты былого величия. На глазах исчезали почет, уважение, гонорары, здоровье. Но прощаться со своей мнимой звездностью по-прежнему не хотелось.

Одни потихоньку склонились к мысли, что так и надо, что настоящие живые звезды Бог развешивает в небе, а их пластмассовые копии украшают искусственные елки только в кабинетах чиновников. Других по-прежнему не оставляли галлюцинации былой славы — способность видеть нимб над собственной головой даже сквозь дырявую кепку.

Никто из них не имел ни малейшего представления о том, что де-юре они уже умерли.

— Все, Петро, ты уже не русский, — пугал поэт баснописца.

— А кто?

— А ты кровь свою разогрей, в глубины души окунись, вспомни, как пращур твой с Петром Сагайдачным на турок ходил Али-пашу пугать.

— Не-а, не помню. Как дед Берлин брал, помню.

Страницы