«Понедельник, вторник...», повесть

2013, январь
Позвонил Саша, мой дядя.
 – Я прочел твое «Воскресенье». Есть претензии.
– Ну, сразу претензии.
– Нет, в хорошем смысле. Но не только. Короче, этого мало. То, что написано о папе, – это может быть роман, или я не знаю, но больше, значительнее. У меня уже и название есть. Приезжай, я тебе расскажу.
– Так ты вроде все рассказал...
– А? (Дядьке девятый десяток.)
– Я говорю – рассказал уже.
– А что ж ты написал – двадцать человек, а там было семьдесят. Яша посадил тогда почти семьдесят, даже больше, какие двадцать?
– Подожди, я написал двадцать семей.
– Нет, «человек». Ты написал, 20 человек, а не семей!
Допустим, – подумал я. 
– И что?
– А ты же занизил, он больше спас. Или правду – или зачем обижать?
–  Кого?
– Яша  обиделся бы. Ты не знаешь, а у него список был, он хранил его в партбилете. Приезжай, я тебе расскажу.
– Список кого?
– Так кто из нас глухой? Список тех, что он посадил на литерный. Евреев. Так и назови роман.
– Как?
– Литерный. Ли-тер-ный.
– И у тебя есть список…
– Приезжай, это не телефонный…
– То есть списка у тебя нет.
– А? (Дядька у меня хитрый.) Списка нет. Но я его видел. И я помню тех, кто в нем, и я помню, как все было, я был в тот день на вокзале.
– Хорошо, – сказал я, – на той неделе.
Он бросил трубку.