«Второй шанс», повесть

«Зачем он,  — отчего-то в третьем лице подумал А.В., — пригласил эту девушку в кафе? Неужели просто для совместной еды?» Несмотря на абсурдность этой гипотезы, других не возникало. Говорить с Любочкой ему было практически не о чем. Можно было обмениваться репликами, но о чем говорить. Не о том же сугубо специфическом предмете, который А. В. преподавал Любочке и ее сокурсникам лет пять назад, когда и мелькнула между ними летучая симпатия. Для разговоров лучше подошел бы сверстник и товарищ по полу.

Другой мужчина на месте А. В. хотел бы переменить жизнь и начать ее заново, например, с Любочкой. Но для Алексея Васильевича даже повторение пройденного счастья было бы кошмаром, потому что он вообще не любил повторений. Третий мужчина на месте их обоих предпринял бы определенные усилия, чтобы наладить контакт с молодым Любочкиным телом. А. В. таким же колючим мельком взглянул на упругую грудь Любочки в рамке декольте. Грудь вызвала в организме А. В. ряд сентиментальных воспоминаний. Накинуться (пусть и в иных обстоятельствах) на этого человека и потрясти его серией колебательных фрикций для Алексея Васильевича было примерно то же, что съесть Любочку целиком в сыром виде. По крайней мере, сейчас.

—  Вы ешьте, — сказала Любочка, — остынет.

—  Да уже остыло.

—  У вас неприятности?

—  Нет, — быстро и ровно ответил А. В. и сам подивился ответу. – У меня нет неприятностей.  Неприятности —  это когда что-то западает на фоне целого. У меня на фоне целого ничего не западает.

—  А целое вас устраивает?

А. В. подумал. Отчего-то ему захотелось ответить максимально точно, хотя от ответа ничего не зависело.

—  Да, — ответил он в той же ровной безличной манере. – Меня абсолютно устраивает. Проблема в том, что меня многое устраивает. Очень широкий диапазон устройства. Вот мы тут сидим. Но если бы стояли в чебуречной, меня бы это устроило. И если бы стояли на мосту и смотрели на Москва-реку, это меня бы тоже устроило. И… ну, в общем, мысль ясна.

—  Так это же замечательно, — сказала Любочка без энтузиазма. – Вы получаетесь счастливый человек.

—  Да, но не совсем.  Как бы сказать, я счастливый человек, но не совсем я. Сейчас. Представьте себе человека, который жить не может без того, чтобы протирать тряпочкой верхушку Эйфелевой башни. Он костьми ложится, но добивается своего, и вот раз в месяц протирает эту верхушку – и счастлив. Но мало того, что он счастлив. Он еще и состоялся как он.  Понимаете, Люба, счастье это как индикатор, как лампочка, которая должна гореть, когда у человека все верно. А у меня эта лампочка неисправна и горит почти всегда. То есть горит, но не работает.

—  Не понимаю, — сказала Любочка и решительно выпила сок. – Разве цель не в том, чтобы быть счастливыми?

—  Нет, что вы, — предостерег Любу А.В., как будто она делала мелкую неприятную ошибку. И добавил: — Это побочный эффект. Цель в другом.

—  В чем? – спросила девушка глубоким голосом и красиво улыбнулась.

—  Чтобы стать собой, — ответил А. В. быстро и даже уныло.

***

Небольшая камера из угла потолка на случай чего невозмутимо записывала происходящее. Так получилось, что добрую половину кадра занимали четыре оживленных мужика средних лет. Визуально одинаковый возраст собеседников наводил на мысль, что это бывшие одноклассники или однокурсники. Впрочем, чего играть в сыщиков. Это были бывшие однокурсники. И встретились они по вполне стандартному поводу – визита в Москву однокурсника-эмигранта. Нет нужды и специально упоминать, что между собой москвичи встречались немногим чаще, чем с австралийским товарищем. Потому что жизнь засасывает – но не будем об этом.

Уже отзвучали лежащие на поверхности шутки о сумчатых и аборигенах, обсудили Москву в тех же примерно выражениях, что младшую сестру (выросла, похорошела). Выпили бутылку красного на четверых: никто по сути не пил. Сбавили темп, проредили разговор, откинулись на спинки диванов и кресел. Двое из четырех закурили, оставшиеся двое закурили пассивно. Все дружелюбно смотрели на всех.

—  А в Австралии курят? – спросил один из некурящих, чтобы занять рот.