«Янтарная комната», окончание романа

Сашенька легонько рассмеялась и стала скатывать в шарик бумажку от конфеты, завалявшуюся в кармане. Серёжа рассматривал профиль, который столько раз рисовал. Нет, оно не постарело, это милое лицо… Морщин ещё почти не было, и форма оставалась по-прежнему лаконичной, наполненной, по-детски округлой. И выражение лица – такое же, как в детстве: сочетание печали и вызова. Но что-то уже проступало… Вымученное, нетвёрдое, готовое рухнуть. Нехорошая усталость.
Наверное, рядом со всем этим не так уж легко жить. Постоянная угроза. Вечная Сашина насмешка – над собственным телом, над болезнью.
Всё детское, светлое, что когда-то он испытывал к Саше, давно прошло. И почти не вспоминалось.
Светло-серая стена явственно приобретала сиреневый оттенок, и на её фоне необычайно выразительно смотрелись локти, лежащие на перилах балкона, вытянутая вперёд шейка, длинные волосы, заложенные за ухо. Сергей вдруг почувствовал радость… радость от того, что всё это не имеет к нему отношения. Болезнь, неуклонно подбирающаяся скачками, покорность в длинных сощуренных глазах – не его беда, не его жизнь. Более того, свой собственный нелепый брак Сергей увидел с другой стороны. Нет, хорошо, что он помирился с Надей! Ему было более или менее удобно жить. И вместе с тем – нечего терять, нечего бояться.
– И что же он ответил?
– Кто? А, Толик… Рявкнул на Алёшку: "Вырастешь – поймёшь!"
 Она произнесла эти слова как бы между прочим, хотя на самом деле с внезапной остротой и ясностью пережила заново тот миг. Заново ощутила свою растерянность, желание сейчас же постучать в стекло, просто грохнуть дверью, чтобы не услышать чего-нибудь страшного. В тот миг она успела пропустить через себя столько разных вариантов ответа – прежде чем Толик вогнал лопату в землю и снисходительно буркнул…
Ничего лучшего нельзя было сказать. Именно то, что нужно. Коротко. Достойно. Надёжно. По-мужски.
Если бы тогда Саша не услышала случайно его ответ, не запомнила навсегда тот голос, ту интонацию – она ушла бы от Толика. После первого же из уродливых пьяных скандалов. Во всяком случае, после того – самого мерзкого.
Сашенька помотала головой. Попыталась выключить воспоминания, как картинку в телевизоре. Ей не хотелось говорить с Серёжей о Толике. Она знала, что ничего не сможет ему объяснить. Она и сама никогда не понимала толком, почему вышла замуж за этого человека. Действительно – невозможно чужого.
Она вспомнила, как пугал её первое время странный, незнакомый запах. И всё не удавалось привыкнуть к нему, заставить себя не замечать.
Дети?.. Нет, всё-таки не ради детей. Когда они ехали к Зинаиде Митрофановне забирать Маринку, всё уже было решено. А Алёша поначалу вообще не очень-то ей понравился. Главное, она видела, что совсем не нравится ему.
Их первый вечер… Некрасивый, неухоженный мальчик, который старательно избегает просящего взгляда отца. Зато всё посматривает, не таясь, на портрет умершей матери. Так в драке слабенький грозится призвать на помощь старшего брата.
И действительно, Лена смотрела на неё с портрета осуждающе, строго… Сашенька убеждала себя, что тяжёлый взгляд Лены не имеет к ней никакого отношения. Что фотографию, конечно же, сделали для паспорта и потом увеличили к похоронам.
Поначалу Саша ничего не трогала в доме Толика. Но потом всё-таки решилась: спрятала этот портрет, а вместо него заказала новый. Выбрала в альбоме снимочек – слабенький, нерезкий. Зато Лена, молодая и лёгкая, смотрела не сквозь Сашеньку, а прямо ей в лицо, заботливо и ободряюще. Может, оттого, что была в очках.
Фотограф в посёлке не захотел возиться с любительским снимком. И Сашенька не поленилась, выбралась к тому самому вечному старичку, который когда-то фотографировал их с Юлей. Старик подретушировал портрет, но очень деликатно. В нём появилось что-то почти художественное.
Новый портрет похвалил даже Алёшка. А Маринка, увидев его впервые, сказала: "Эта мама – лучше, чем старая".
Нет, не ради детей она вышла замуж за Толика. Она ведь тогда и подумать не могла, что когда-нибудь так привяжется к ним. И совсем уж не надеялась на их привязанность.
Да, Маринка приняла её ласково и открыто – но это не ввело Сашеньку в заблуждение. И дело было не в старухе, которая наговорила ей столько гадостей о ребёнке: и хитрая, и лживая, и корыстная, и ещё невесть какая... Ничего этого Сашенька не хотела знать. Её собственной проницательности хватало для того, чтобы видеть: девочке скучно живётся с бабкой, она готова на любые перемены. И добровольно принимает новые правила игры. Дочки-матери. Всё, что происходило дальше, было не фальшью, а долгой игрой. Между маленькой девочкой и взрослой девочкой, которой кто-то поручил за младшей присматривать.
До того самого дня…