«Янтарная комната», роман

А доктор Добрина… Уже в звонке её есть нечто оживляющее, праздничное! Она входит в дом быстро и весело – так приходят на день рождения. Большая, оживлённая, с красными щеками. Всегда будто с мороза, с прогулки. Она громко говорит, громко топает, шумно ставит сумку. А врачебные принадлежности добывает оттуда, как подарки. Она сминает, она выметает из дому страх, вытесняет его своим полным стремительным телом. Нарядными, соломенными кудрями, огромными зелёными глазами, улыбкой, хвастливо открывающей крепкие – один в один – зубы. Она обращается с больным, как с именинником, радостно спрашивает с порога: "Ну, что там у тебя?" – будто ожидает сюрприза.

Самое лучшее у доктора Добриной – руки. Неожиданно маленькие, но такие сильные, цепкие, ловкие! Очутиться в этих руках – блаженство. Всё приятно! Когда они энергичным рывком расправляют твои плечи: "А ну не сутулься! Нос кверху! Нет на полу ничего интересного!" Или простукивают лёгкие. Или даже лезут глубоко в горло десертной ложкой, чтобы ловко выдавить пробку и показать победно добычу: "Ну? Сразу легче стало, правда? То-то!"

А всего приятнее, когда Мира Моисеевна вдруг отодвигается назад, чтобы лучше видеть, и крепкими ладонями сдавливает Сашенькины щёки: "Ты красавица моя! Господи, в кого она у вас такая пошла?" И взгляд у неё делается сложный, непонятный. Мира Моисеевна явно чего-то ждёт от Сашеньки. Что-то планирует…

Гром гремит… Но где-то подальше, со стороны моря… Захлёбываются и плюются водосточные трубы. Потихоньку становится светлее – будто день уже кончался, но внезапно передумал и двинулся вспять.

Доктор Добрина всё не выходит. Возможно, ничего особенного там не случилось. Просто и на первом, и на третьем, и на четвёртом этаже кто-то совсем немножко простудился. У всех температура – тридцать семь и один. Лёгкая, чуть заметная краснота в горле. И доктор Добрина не возится с детьми, а всего-навсего долго прощается. Стоит одетая в дверях, рассказывает про сквозняки и про сырость.

"Чего же вы хотите… Дом достраивался зимой, заселяли – зимой. Квартиры непросохшие, непроветренные… Естественно, дети болеют! И ещё арок понаделали! У нас и так ветры, а тут идёшь по двору – и тебя прямо уносит, прямо с ног сбивает! А спрятаться негде. И никто не хочет ничего понимать! Я с участка попаду домой не раньше восьми! А у меня ведь тоже ребёнок..."

В этом месте она даже улыбаться переставала. На несколько секунд. Наверное, её лицу было трудно не улыбаться. А может, ей жалко становилось перепуганной мамы. Энергично повернувшись к ней широким своим лицом, Добрина вдруг снова расцветала – будто включала внутри себя лампочку. И говорила: "Ничего! Зато посмотрите, в каких хоромах вы живёте! Вот у нас в коммуналке сухо. Ну и что с того? У нас утром надо выстоять целую очередь в уборную! Вода не сливается! Бачок ещё довоенный, от немцев остался, к нему нет запасных деталей. А у вас же такая уборная – хоть пальмы там ставь! Ваша передняя больше, чем комната, где мы живём втроём. А раньше вчетвером жили! Я бы на вашем месте выставила в переднюю все шкафы и буфеты. Поставила бы стол. Абажур красивый. И это была бы у меня гостиная. Тогда и в комнатах стало бы просторнее. Посмотрите, какие стены! Красота! Они потому и сохнут медленно, что такие толстые. Но ведь скоро весна! Откроете окна настежь… Посмотрите, какие у вас окна! Это же роскошь! Не подоконники, а столы! Это же прелесть! Постоять возле такого подоконника, подышать свежим воздухом… Это же… Во дворе уберут мусор, насадят деревья, кустарники... Вы же понимаете: сюда вселили всё начальство! Да и вообще… Большое дело – сквозняк! Сквозняк – это, в сущности, ветер! Ребёнок должен закаляться! Вы же не сможете всю жизнь оберегать его от ветра. Правда?"

Когда она говорила, Сашеньке казалось, что и наступающую весну организует сама доктор Добрина. Пропишет, как стрептоцид или банки. И ещё казалось, что мама, провожая её до дверей, благодарит докторшу в особенности за весну.

2

 Миру Моисеевну обожали все. Она была одним из главных достояний Серого дома – точнее, огромного прямоугольника, составленного из четырёх пятиэтажных домов.

Дома строились постепенно и очень долго. Сначала – главный, выходящий на проспект величественным фасадом, с полуколоннами и роскошным парадным. Собственно, только он и был серым. Остальные были обыкновенные, кирпичные.

Жёны моряков, которые ждали квартиры в этих трёх домах, о "главном" доме рассказывали чудеса. Будто бы там ступеньки покрыты коврами, большой парадный холл украшен пальмами и статуями, а квартиры сдали с начищенным паркетом, вешалками и хрустальными люстрами.

Сашенька росла под рассказы о колоннах, пальмах и статуях. В её воображении среди этих статуй и пальм расхаживали сказочные персонажи. Серый дом величественно втискивался между дворцами Рике-хохолка и Спящей красавицы.

Сашенька надеялась, что её собственный дом будет не хуже. Особенно ждала она люстры. Летом, по дороге к тёте Бете, они побывали в одесском Оперном театре, и Сашенька увидела висящее в воздухе фантастическое сооружение. От сияющих каскадов она пришла в совершенный восторг и почти не следила за происходящим на сцене. Даже погасшая – люстра была красивее всего вокруг. В темноте таинственное мерцание и неожиданные всплески хрусталя казались даже значительнее. Они мигали в такт музыке, которую Сашенька часто слышала по радио и любила. Тайные огоньки появлялись и исчезали… возникали где-то далеко на новом месте, скользили вниз, раздваивались, танцевали…

Узнав, что этот водопад, каскад красоты – и есть люстра, Сашенька стала ждать вселения в новую квартиру с ещё большим нетерпением.