«Янтарная комната», окончание романа

12
Мира Моисеевна то и дело бросала работу, подходила к окну. На улице было слепяще-светло, а в кухне пасмурно-серо. Будто не только солнце, а и вообще дневной свет не проникал в неё. Будто весь мир отвернулся от Миры Моисеевны. И Мира Моисеевна упрямо оскалилась в лицо всему этому миру.
– А что! – выкрикнула Мира Моисеевна. – Я вдова! Я сама вырастила ребёнка! У меня ничего больше нет в жизни, кроме моего ребёнка! Я не могу единственного сына принести в жертву своему глупому благородству!
Она поворочала шипящий лук на сковородке. Вообще-то Мира Моисеевна не была уверена в том, что Борька отважится поговорить… Тем более в такой вот день. Бедняга… В такой день хочется жалеть и ласкать друг друга.
На секунду Мира Моисеевна растрогалась, но тут же взяла себя в руки. Какая, собственно, разница? Днём раньше, днём позже… Раз уж решено – лучше не откладывать. Жалко, что она не пошла вместо него. Ей проще было бы провести весь этот разговор. Откровенно, спокойно… "Саша, ты ведь знаешь, как я всегда тебя любила. Я знаю, как ты относишься к моему сыну. Подумай о нём, о его будущем..."
Ей вспомнился давний день… Проливной дождь. Кажется, что вода хлещет сверху и снизу. Огромный мрачный дом. Двор, прошитый сквозняками. И вдруг – белое личико в окне. Круглое, на тоненькой шейке. Смущённая улыбка. Обожание в детских глазках.
Да нет, за дождём не могло быть видно так резко.

Мира Моисеевна снова заговорила вслух. Стала оправдываться перед ребёнком. Будто это не Сашенька, а другое, отдельное существо. И оно смотрит на неё сейчас из того окна.
– Вот ты рассуди, детка… Если бы она его действительно любила, если бы она ему была действительно преданной женой – она бы сама сказала: "Боря! Несколько лет мы были с тобой счастливы. Благодаря тебе я узнала, что такое любовь, что такое настоящая жизнь. А теперь давай разойдёмся. Ты же видишь, какие у меня перспективы... Мне становится всё хуже. А дальше будет вообще неизвестно что. Ты молодой мужчина, тебе нужна здоровая женщина, которая сможет вести твой дом, рожать тебе детей. Ездить с тобой по гарнизонам. Если надо – на север, если надо – в глушь. А я благодарна тебе за всё, что было…"
Мире Моисеевне давно казалось, что Сашенька вот-вот произнесёт эти слова. Она с самого начала была уверена: если дело повернётся плохо – порядочная, самоотверженная Сашенька не захочет быть для Борьки обузой. Иначе Мира Моисеевна просто не допустила бы их брака.
Но, видно, Сашенька – всё-таки ребёнок и не понимает простых вещей. Не понимает, что когда она окончательно сляжет или, не дай Бог, ослепнет – будет поздно. Это уже надо быть подлецом, чтобы оставить совсем беспомощную жену! Кто же сможет дальше жить с такими угрызениями совести?
А так… Он оставляет её в относительном порядке. Оставляет, любя, когда она ещё не надоела ему, не опротивела.
Жаль Борьку. Но ничего. Новый город, новые люди, учёба. Потихоньку успокоится, забудет. Может, когда-нибудь встретит стоящую женщину…
Если бы Мира Моисеевна могла, она и сама с удовольствием переехала бы куда-нибудь подальше. Хотя… За все годы, что дети женаты, она ни разу не столкнулась в городе ни с Ритой, ни с Аркадием. А нарочно она к ним не пойдёт. Может, вообще больше не доведётся встретиться со сватами. Они люди неглупые, должны понимать. Ну что она потеряла, Саша? Осталась бы старой девой... Разве это лучше? Взять хоть её, Миру Моисеевну. Она была и здорова, и умница, и красавица. И не слишком уж крупная. Но чем-то, видно, отпугивала ребят. Ну… как в магазине: самая дорогая вещь стоит годами! Она решила подождать до двадцати семи, а потом договориться с кем-нибудь и оформить фиктивный брак. А через пару лет они разбегутся. Мира Моисеевна даже деньги начала копить на всякий случай. Слава богу, дело не дошло до такого унижения. Но сколько она прожила с мужем? Не намного дольше, чем Сашенька. Да и что это был за брак? У неё – своя жизнь, у него – своя жизнь, причём с вечными депрессиями... Мире Моисеевне и вспомнить-то нечего.
Нет, она всё сделала правильно. По большому счёту, это следовало сделать ещё раньше. Но тогда бы Борьке не видать академии.

И тут она увидела сына. Боря шёл по дорожке. То появлялся, то исчезал за деревьями. Солнце сильно освещало его волосы. На секунду ей показалось, что волосы поседели. Она вдруг будто опустела изнутри. Так странно стало. День продолжается… Деревья… Крики детей… Жёлтые тополиные листья… А жизнь перерублена надвое.
Мира Моисеевна как-то одновременно и испугалась, и обрадовалась. Всё. Кончено! Самое страшное у него уже позади. Это ведь невыносимо – тянуть резину, когда решение окончательно принято.
Но попадаться Борьке на глаза всё же не стоило. Мира Моисеевна шмыгнула в коридор, быстро отперла дверь и вернулась на кухню. Включила радио на полную громкость, заскребла ложкой по казану. Она слышала, как Боря захлопнул дверь, не снимая обуви, пробежал в свою комнату, злобно щёлкнул задвижкой.
Мира Моисеевна раскатала тесто и взялась лепить вареники. Несколько раз она сбрасывала тапки, осторожно кралась по коридору, прижималась ухом к двери. Глухо доносившийся оттуда неуклюжий мужской плач не сильно пугал её. Вникая во все его оттенки, она с удовлетворением отмечала, что в плаче становится всё меньше искренней энергии.