«Янтарная комната», окончание романа

Те, прежние, бывшие до неё, – тоже привлекали по-своему, притягивали. Но всё это, почти забытое, чем-то походило не то на охоту, не то на спорт. Он будто пробовал, на что способен. Главным его ощущением было удовлетворённое тщеславие человека, победившего в каком-то… конкурсе. Женщины сами выбирали его, сами затевали игру. А уж он, победитель, решал: принять эту игру, это поклонение – или нет. В любом случае он был благодарен, он был польщён. Именно чужая страсть и возбуждала его больше всего.
Те женщины, более или менее привлекательные, более или менее занятные, жили с ним в одном мире, в одном пространстве. Протяни руку – и возьми. А Саша – Саша всегда была далеко. Даже когда он обнимал её. Он догадался с первой минуты: так оно и будет всегда. Вечная опасность, висящая над ней, вечный страх – отталкивали, пугали и притягивали одновременно. Никому и никогда он не признался бы в том, что любит Сашину болезнь, Сашину беспомощность, любит эту вечную опасность.
В детстве ему нравилось рассматривать себя в зеркале. Повзрослев, он больше не позволял себе так вот… откровенно изучать собственные черты. Он только чуть дольше, чем нужно, завязывал галстук, поправлял воротник, причёсывался, брился. Мальчишкой он стыдился своих пухлых щёк, девчачьих розовых губ, пушистых ресниц, нежного пухловатого тела. Но с годами черты его стали жёстче и мужественнее. Вытянулись ноги, развернулись плечи, округлились и задвигались под кожей твёрдые, как камни, мышцы, натянулись длинные жилы… Ему нравилось наблюдать все эти изменения, эту игру бугров и тяжей.
Вот так же нравилось ему ощущать, наблюдать свою любовь, свою нежность, преданность. И даже свой страх.
А ведь совсем ещё недавно ему льстила репутация женского баловня и сердцееда. Что-то лестное было даже в той идиотской истории, точнее – в стечении двух идиотских историй, в результате которых он чуть не загремел на Сахалин. Заплаканная Нэля с размазанными малиновыми губами… Ядовито злая Женя... Обе они нападали не столько на него, сколько друг на друга. Старательная суровость начальников… И всё это собрание – сборище мужиков, которые поглядывают на него с тайным одобрением: молодец, мол, сразу двух зарядил! Ну, положим, делать детей он не собирался. Обе они забеременели обманом: каждая надеялась таким вот образом женить его на себе. В крайнем случае – под давлением начальства.
Спасло его от дурацкого брака только то, что беременными оказались обе, и начальство не смогло решить, которого из грядущих младенцев обречь на безотцовщину. Вот и не достался он ни той, ни другой. Рожать обе не жаждали, и аборт у каждой был не первый.
Кстати, ничего он не имел против Сахалина. Это мать бесновалась, сходила с ума. И если бы не встреча с Сашенькой, если бы не Сашенькина болезнь, он без всякого сожаления отправился бы куда подальше.
Нет! Конечно же, правильно он поступил, когда всё рассказал Сашеньке. Обязательно докатились бы до неё какие-то слухи… Да и Женька… Нэля – нет, а вот Женька запросто могла и написать, и даже заявиться в Сторожков. Хотя… Женька – неплохая баба. Зная о Сашенькиной болезни, вряд ли она пошла бы на такую подлость.
Поймав себя на слове "подлость", Боря смутился. Нет. Ему по-прежнему не в чем было себя упрекнуть... Кроме одного: лёгкости, с которой он тогда отнёсся к этим самым... абортам. А теперь Сашенька наверняка уверена, что именно за неё, за ту лёгкость они и наказаны.
А он сам? Нет, он так не считает. Ни Нэлю, ни Женю он не обманывал, ничего им не обещал. Не уговаривал их прерывать беременность.
И всё же об этом теперь вспоминалось как-то иначе.