«Луч прошивает все», повесть

— Потому что нет будущего самого по себе. Ну нет. Есть твоё к нему отношение, образ будущего. И оно то страшное, то грозное, то вообще неведомое. А иногда — расположенное к тебе, неопасное, доверчивое, ну, как щенок.
— Да, повезло тебе с замвоенкома. Ты бы там обмолвился хотя бы, что у тебя есть друг, который тоже, знаете ли, не пышет энтузиазмом…
— Да я там сам как на сопле висел.
— Да понимаю! Просто обидно. Ты уже на заслуженном отдыхе — вон, тебе будущее тычется в ладонь, а мне тут физику учить.
Кеша отреагировал и вовсе странно. Я продекламировал ему стихотворение во время прогулки по парку возле реки. Стихотворение кончилось, а Кеша всё задумчиво шуршал листвой, поддевая её носками ботинок. Потом этак цокнул своими большими губами и неохотно сказал:
— Ну да, правильно… Чего здесь сидеть?
— Что? — спросил я, думая, что ослышался.
Но Кеша уже подобрался и стал похож на себя.
— О чём стихотворение? — спросил он меня энергично.
— Ну как о чём? Вообще… По-моему, тема вторична по отношению к…
— Оно о том, что ты хочешь уехать в Москву, — наставительно сказал Кеша. — И правильно. Я и говорю: чего здесь сидеть? Выбиться к семидесяти в павлы абрамычи?
Я мысленно развернул перед собой стихотворение и прокрутил его с заранее обеспеченным возмущением: ну где тут хоть слово об эмиграции в Москву? Но возмущение постепенно унялось. Ну не прямо, конечно, но нельзя сказать, чтобы стихотворение было уж совсем не о поездке в Москву. Так, присматриваясь к одеялу, мало-помалу различаешь контуры укрывшегося им человека.
— Встречаемся здесь ровно через трое суток, — как-то обыденно сказал Кеша и быстро зашагал к набережной. Я постоял чуток и ушёл домой. Трое суток у меня ушли на осторожную примерку мысли о поездке в Москву. Наш класс ездил в Москву полтора года назад, да я прихворнул. Я нашёл в Интернете карту Москвы — ё-моё, какая же она оказалась большая — я имею в виду карту, о Москве уж и не говорю.
Через трое суток Кеша ждал меня на том самом месте с планшетом.
— Вот, — он раскрыл планшет. Для начала на четырех листах шли большие фотографии каких-то мужчин, по две на лист, в фас и профиль, как рецидивистов. — Это, брат, влиятельные люди литературной Москвы. Смотри и запоминай, чтобы не проколоться. Как я профили добывал — ну, это отдельная тема. Но нарыл! Профиль — это ведь самый цимес. Это значит — ты его засёк, а он тебя ещё нет. Словом, будь настороже.
У меня отчего-то похолодело в кишечнике, а Кеша демонстрировал дальше содержимое планшета. Листа три были исписаны мелким шрифтом — цифры и буквы.
— Адреса и явки, — деловито заметил Кеша.
Один адрес был обведён.
— Это моя тётка, — сказал Кеша гордо. — Охотно разместит тебя на первое время.
— Да у меня своя есть в Москве. По отцу.
— Ну, вот видишь — по отцу. А эта — по мне. В общем, будет свобода манёвра. Недопекла голубцы — меняешь тётку на тётку.
В самом низу планшета лежал запечатанный конверт с надписью вскрыть в крайнем случае.
— До крайнего случая не вскрывай, — пояснил мне Кеша инструкцию и приобнял за плечи. — Когда стартуешь?
Так вопрос не стоял — но вот ведь встал.
— Думаю, через пару дней, — сказал я. — Надо договориться — и с мамой, и в школе.
— Ну, с Богом.
И вот — через пять дней — я уже сидел в плацкарте скорого поезда и изучал материалы.
Железную дорогу я описывать не буду — не из гордости, а оттого, что я её попросту не заметил. Я штудировал содержимое планшета. К ночи я забрался на свою верхнюю полку и закрыл было глаза, но перед моим мысленным взором поплыли справа налево фасы и профили влиятельных людей литературной Москвы. Профили смотрели на удалённую точку, фасы же — на меня. Выражения лиц колебались от жёсткого неприятия до лёгкого сожаления, типа что же ты, дурашка, удумал. Под это слайд-шоу я и заснул. А проснулся уже в косых лучах солнечного утра. Пассажиры с полотенцами на плечах и трогательными пакетиками сновали в туалет и назад. Я сходил, куда все, потом по-взрослому заказал чаю с лимоном и маленькой пачечкой вафель. Позавтракал таким образом. Собрал вещи — впрочем, я их и не разбирал, так, проинспектировал. Сдал стакан с подстаканником. Потом бельё. Вышел в коридор.
Там стоял мужик в тренировочном костюме с полотенцем через плечо и смотрел в окно. Я заглянул в соседнее. Там мелькали немного старомодные дома этакого песочного тона вперебивку с деревьями. Шлагбаум с небольшой очередью разномастных машин. Прудик с гусями.
— Извините, а скоро Москва? — обратился я к мужику.
— После МКАДа, — сообщил он то, что я уже теоретически знал.
Тут нас накрыло каким-то шоссе, потом — ещё одним.
— Ну, это ещё не МКАД, — сказал мужик со знанием дела. Вероятно — потому что мы неслись мимо таких же песочных домов, потом они перешли в более тёмную, красную гамму, потом мелькнул квартал каких-то несусветных небоскрёбов, потом — рынок…
— Йоп, — негромко сказал мужик и засуетился. Из его междометия я понял, что мы уже в Москве.